— Да-а, — вздохнул Зиновей, — видно, нигде не сладко нашему брату — бедняку.
— Только что говорим по-разному, а как глянешь на ихнего мужика — бьется он так же, мыкает горе и кружится по своему клочку земли, ровно и мы. Ну, ничего, — тряхнул головой Устин, — нонче и там, глядючи на нас, народ поднялся против ихних буржуев.
— Революция теперь, гляди, скрозь пойдет, — не то спросил, не то подтвердил Семен, обращаясь к мужикам.
— Известно, скрозь, — согласились мужики, — оттого, что жить стало невмоготу. Мужик по земле стосковался.
— А земля по мужику, — добавил Зиновей. — Ведь в иных деревнях бабы да малые ребятишки.
— И сколько же людей безвинно, напрасно перевели, уму непостижимо, — замотал головой Ерка Рощин.
— А вона, гляди, — заметил Клим, показывая на улицу. — И ведь кажинный день, кажинный день с утра до вечера — и идут и идут…
— Голод не тетка, — с шумом поднялся Груздев.
По улице из конца в конец ходили «градские» — так называли в деревне мешочников. Они доставляли в деревню, в обмен на хлеб, ситец, спички, керосин, мыло, сахар, обувь. Крестьяне тайком от соседей зазывали мешочников в хаты, осматривали товар, щупали, мяли, торговались и вздыхали, жалуясь на недород. На обмен шли: хлеб, картофель, крупа, сало, яйца. Выпроваживая мешочников огородами, просили бабы привезти в следующий раз серников, ниток, мыла.
Поглядывая в окно, Зиновей задумчиво сказал:
— На станции заградиловка стоит, по шляху милиция ходит. И как только они хлеб проносят?
— Да и то сказать, не от радости такая маята, есть-то всем хочется, — в тон ему сказал Аким.
Увидев на улице Пашкова, Зиновий вдруг нахмурился и зло бросил:
— А энтот уж вертится, словно ворон, нанюхал небось чего.
«Не любят его мужики, и неспроста», — подумал Устин.
— Эх, братцы! — заговорил Зиновей, покачивая головой в такт словам. — Ежели бы у меня не велика семья или хоть лишний работник в ней, да разве я сидел бы тут? У нас делов много, и все больше своих, работы невпроворот, это верно. Но и там, — показал он большим пальцем через плечо, — люди нужны, ой как нужны. Там кровь течет, бьются товарищи, а враг все лютеет. И это хорошо чует Пашков. Потому-то он и такой.
Слова Зиновея больно кольнули Устина. Не имеет ли Зиновей в виду его. Он вспомнил о Наташе, о вчерашнем вечере, и сердце вновь защемила тоска.
— Да, — согласился Груздев, — хватает, бросается, кажись, весь город бы к себе в амбар упрятал. Так и норовит, кого бы одурить. И куда ему?.. Живет-то сам-два, — и развел руками.
