— Сядьте, — вежливо предложил есаул.
Груздев сел. У него часто билось сердце и заметно вздымалась грудь.
— Устали? — спросил есаул, разглаживая большую седую бороду.
— Да, — коротко ответил Груздев.
— Где скрывались?
— Там уж меня нет.
— Будем разговаривать?
— Не стоит.
— Почему?
— Сами понимаете. Мне стукнуло пятьдесят годов. Седой весь… Пожил бы еще годков десять, сына ради, но… понимаете, не сговоримся мы с вами.
— Вы председатель сельского совдепа?
— Я!
— В расход… — Есаул кивнул головой конвоиру и подчеркнуто сказал:
— Возьми этого «товарища» под стражу.
Груздева привели в амбар, поставили двух часовых. Он слышал плач жены — тихий, говор на улице — торопливый, настороженный — и мерные шаги часовых. Хорошо, что у него не отняли махорку и спички. Он закурил.
Груздев нащупал сено, но разбрасывать его не стал. Жестко или мягко будет ему — не все ли равно. Груздев сел и глубоко затянулся махорочным дымом. Но от сознания, что через несколько часов его расстреляют, он впадал то в страх, то в тоску. «Недолго мучиться, но тяжко ожидание. Как же это так? Не приди он вчера, так и нонче ходил бы по полю либо спал где-нибудь в лощинке».
Он уронил на грудь голову и чуть не заплакал от досады.
«Вот и отходился ты, Петр Васильевич Груздев, — говорил он себе. — Двадцать пять лет прожил с Ариной ладно, душа в душу, в дружбе и труде, а вот ребятишки-то еще маловаты. Жаль их, а особливо Мотьку. Мальчишка смышленый, понимает, поди, для чего меня в амбар упрятали. Эка незадача».
А вот перед ним предстала молодая, с веселыми глазами Ариша.
«Ариша!» — зовет он, но она исчезает, словно стоит где-то сбоку мерцающая свеча, вспыхнет, осветит что-то далекое, почти забытое и погаснет, вспыхнет и осветит уже что-то другое и снова погаснет. Так продолжается долго. Потом вдруг на память пришло то, что совсем забылось: детство, юность. А вот представил он, как в солнечный день идет по крепким деревянным ступенькам крыльца. За ним — Устин, Зиновей, Клим, Авдей. Горница наполняется народом. На скамье стоит в распахнутой куртке Ерка и радостно улыбается. Груздев поднимается и говорит: «Так вот, значит, товарищи, порешим мы отныне и довеку…»
Но толпа расступается, и снова видит он Аришу и Мотьку. Они смотрят ему в лицо заплаканными глазами.
«Ох, что же это?» — простонал Груздев и вскочил. За стеной амбара ходил часовой. Груздев постоял немного, зажег спичку. Амбар небольшой, но крыша крепкая, сделана на совесть, стены дубовые. Он снова сел и положил голову на колени. Бежать невозможно. Надо быть готовым ко всему, а главное — не показывать страха перед врагом. Вспомнив об Устине и Зиновее, он стал рассуждать вслух: «Все одно сила на нашей стороне, и скоро все обернется против вас, будьте вы прокляты! Нет, вы ничем меня не запужаете, ничем».
