— Ну и не надо… Ты всегда улыбаешься, тебе, должно быть, очень весело.
— Никак нет…
— Садись Кучумов. Садись! Я тебе приказываю.
Казак сел.
— Ты вот, Кучумов, не хочешь воевать… — начал Быльников.
— Никак… — попытался вскочить казак.
Быльников удержал Кучумова за гимнастерку.
— Да сиди ты… тараторка. «Никак, никак…» Вчера ты с казаками был на постое в одном доме. Соседка рассказала, что хозяин — коммунист, ушел с красными. Ты возмутился: «Мы уйдем, а придут красные, и доносчику не поздоровится» — и пообещал о доносе рассказать хозяевам.
Улыбки исчезла с лица Кучумова.
— Успокойся, казак. Нас никто не слышит, и о нашем разговоре никто не узнает. А теперь расскажи, что вчера вершил хорунжий Назаров?
Кучумов попробовал улыбнуться, но мигом смахнул улыбку и опасливо осмотрелся. На лбу выступили крупные капли пота.
— У реки Сосны из нагана расстрелял двух коммунистов, их баб изнасиловал.
— У тебя есть дети, жена?
— Есть.
— А хотел бы ты их видеть?
— Да, — вздохнул казак.
— Вот видишь, Кучумов. Значит, войну надо кончать?
— Да кубыть так.
— Так, Кучумов.
— А еще слыхал, — осмелел казак, — господин Назаров сбирается взять с полсотни казаков, захватить барахлишко да податься на Дон.
— Ах, вот оно что! Любопытно, любопытно! — нервно засмеялся Быльников. — Ну, иди. Только, — он нахмурился и погрозил пальцем, — никому ничего не болтай.
— Спаси бог!
Казак выбежал на улицу громко стуча сапогами.
Быльников открыл четырнадцатую страницу своей тетради и записал:
«Вчера хорунжий спросил у захваченного в плен красноармейца: «Когда мы перебьем вас? Когда вы устанете воевать, будь вы прокляты?!» Тот ответил: «Лес ножом не вырубишь. Мы только начали, а кончим, когда от вас ничего не останется. Уж это будет только так. Вас все менеет и менеет, а нас все прибывает».
Время чертовски быстро движется. У меня для размышления не остается досуга, в то время как Кучумов не утруждает себя размышлениями. У него все сложилось в процессе войны. Он лучше видит и лучше знает. Ясно, что воевать он не хочет и не будет. Он ждет минуты, когда рука, схватившая и ведущая его, ослабнет и разожмется. Он вырвется и, смеясь, пойдет на нас. Это и будет конец…»
Быльников услышал грузные шаги казака, захлопнул тетрадь и положил ее в сумку.
— Что тебе? — удивился сотник, увидев Кучумова.
— А вот — принес, — ответил казак и поставил на стол бутыль со спиртом, которого хватило бы на компанию заправских кутил.
— Это ты откуда столько?
— В Ельце-городе казаки завод трошки пощупали, — ухмыльнулся Кучумов.
