Ночью из артиллерийского дивизиона пришли лазутчики. Обескураженные, они сообщили, что командир дивизиона с бывшими офицерами ушли к белым. Вместе с ними бежал комбриг Соколов. Снаряды окончились, и стрелять нечем. Паршина мало удивила эта новость. Он только сжал челюсти и гневно проговорил:
— Эх, растяпы!.. За чем смотрели?..
Белые вскоре подтвердили предательство бывших офицеров. Смело врываясь на станцию, они кричали:
— Э-эй, краснопузые!.. Сдавайтесь! Чем стрелять будете?
— Для вас найдем! — мрачно отвечали бойцы и меткими выстрелами ссаживали крикунов.
Рассветало. Стрельба с обеих сторон утихла. Видимо, белые готовились к новой и последней атаке. Паршин подошел к Устину и тихо спросил:
— Как с патронами, товарищ Хрущев?
— Маловато. Думаю, один раз отобьемся, а в другой — как бы нас живыми не сгребли.
— А мы в штыки!..
— Нешто так. Только мало нас.
— Пройдемтесь, товарищ Хрущев.
Устин оставил у пулемета Зиновея и пошел вслед за Паршиным. Тот вполголоса разговаривал с бойцами.
— Товарищи, настал момент, когда нужно быть крайне осторожным. Тишина такая не спроста. Противник знает нашу слабость, в любую минуту может атаковать нас с фланга и зайти в тыл, а патронов у нас — с гулькин нос. Передайте по цепи, что сейчас мы будем отходить на станцию. Товарищ Хрущев остается со вторым взводом для прикрытия и, по мере нашего продвижения, отходит сам. Предупреждаю: без крайней нужды не стрелять. Беречь патроны. Соблюдать тишину. Все, товарищи.
Через час, когда рота погрузилась в вагоны, Петр и Устин подошли к паровозу. Машинист выглянул в окошечко и, сделав руки лодочкой, спросил:
— Отправляемся, товарищ командир?
— Без сигнала. Скорость со станции не более пятнадцати километров. Давайте.
Поезд плавно тронулся с места, двигаясь среди товарных составов.
Вот он миновал стрелки, вышел на главный путь.
— Нажимай! — крикнул Паршин. — У переезда бронемашина!
— Вижу!
У открытых дверей бронемашины с четкой надписью «Каледин» стоял офицер в чине сотника и курил папиросу. Внезапно он приветственно поднял руку и помахал мчавшемуся эшелону.
«Странно»! — удивился Паршин и ответил на приветствие. Поезд проскочил переезд без единого выстрела с обеих сторон.
— Что бы это могло значить, а? — спросил Паршин.
— Черт его знает… — пожал плечами Устин. — А нашарахать бы мог.
— Случай, должен вам сказать, прелюбопытный, — заметил машинист.
— Да-а, — задумался Паршин. — А город все-таки продан предателями.
