Шли молча. На языке у Моисея вертелись тысячи вопросов, но, немного подумав, он решил оставить их при себе. О чем спрашивать? Изменилась ли Мариам? Аарон все равно толком не скажет, а он скоро сам увидит. Помнит ли она его? Ясно, что помнит, если даже ее брат Моисея узнал. Как живется им? На такой вопрос обычно отвечают вежливым «хорошо».
И все же, когда внутренним чувством Моисей ощутил: все — почти пришли, он не выдержал и прервал молчание:
— Аарон, скажи, а зачем тебе был мой профиль?
— Чтобы убедиться, что ты — Моисей. Я ведь всего раз вас вместе с Мариам видел — когда вы за гранатовым деревом целовались. И тогда сумел только со стороны тебя рассмотреть.
Уже перед самым домом Аарон задумчиво добавил:
— Интересно, а она в обморок грохнется или нет?..
* * *
Женщина стояла спиной, но Моисей все равно понял — она. Дрожь пробежала по телу, и каждый волосок встал дыбом. Моисей осторожно приблизился. И в этот момент Мариам обернулась.
Словно во сне, где все происходит в тысячи раз медленнее, чем в реальной жизни. Моисей смотрел на собранные в пучок волосы на затылке, на рано поседевшие виски, на морщины вокруг глаз, на высушенную жарким солнцем кожу. А в ответ глядели два живых черных глаза — до боли знакомых и родных. Моисей вдруг отчетливо понял, что внутренний мир не лгал. Мариам действительно постарела.
Его первая любовь сделала шаг вперед, покачнулась (сзади раздался возбужденный выдох Аарона), но, опершись о стену, устояла на непослушных ногах. По-прежнему не отрывая взора от темных глаз, Моисей спешно подхватил Мариам на руки.
— Ты вернулся?.. Как и обещал… Моисей, ты пришел за мной… Столько лет я ждала. Все вокруг смеялись, утверждали, что ты меня давным-давно позабыл. Но я ждала и верила… И ты пришел. Моисей!
Голос Мариам звучал так слабо и так щемяще знакомо. Моисей нежно гладил длинные волосы, что еще десять лет назад блестели ночной чернотой, а теперь во всю расчерчивались седыми прядями. Мариам тяжело дышала, не отрываясь от него, словно не желая выпускать вновь обретенное счастье.
Что ей сказать? Как объяснить, что старой любви больше нет? Что его ждут в далекой стране жена и сын? И он ни за что не вернулся бы в Египет, не воскреси Рамсес кровавый Завет Аменемхата? Как лишить Мариам последней надежды?
Моисей не находил нужных слов. Все, что повторял по несколько раз на день последние две недели, вдруг испарилось и показалось таким мелким и несущественным. Он еще раз вздохнул и, чуть-чуть отстранившись, взял лицо Мариам в ладони. Оставалось говорить только правду. Или ту ее часть, которую Мариам была готова воспринять.
