- Вглядитесь. Похож?
- Одно лицо! - воскликнули сразу два голоса.
В следующий миг Франц, как ни прислушивался, не мог различить бормотания монахинь. А жаль - ему так хотелось узнать, кто его мать! Какое-то время он считал таковой Фриду, но теперь понял, что его мать сидит в тюрьме. Судя по всему, за страшное преступление. А его теперь из-за неё гнобят в приюте! Жгучее чувство ненависти обжигало Франца изнутри. Как так? Разве он в чём-то виноват? Разве он что-то сделал другим людям? Нет, так почему его называют "выродком"?
- Ненавижу тебя, мамаша! Ненавижу! - зашипел Франц, сев на пол.
Долгое время он провёл в кромешной тьме, не издавая ни звука. Его волновало теперь совершенно другое - Франц. Тот самый маленький заморыш, которому он так и не смог помочь! Ну уж нет, он завершит начатое, и никто ему не помешает!
Мальчик сидел в чулане тихо, как мышь, и вечером, когда его выпустили, вёл себя абсолютно обыденно, словно и не случилось ничего. Но это и насторожило монашек. Они знали, что если Нойманн ведёт себя тихо, быть беде. Они тщательно наблюдали за ним, ночью дежурная постоянно смотрела в сторону спальни, заглядывала туда, но Франц спал, как убитый. Уже в половине второго она зашла в спальню и осторожно наклонилась над кроватью. Вдруг Франц вместо себя просто положил груду вещей, а сам смотался в ночи? Но нет, мальчик был на месте, и когда над его лицом провели рукой, недовольно заворчал. Так прошёл час, другой, третий. Никому и в голову не приходило, что Нойманн и не думал засыпать. Уже когда часы внизу пробили четыре, он осторожно поднялся, и, выглянув в коридор, убедился, что никого нет. Дежурная прикорнула на своём посту, а значит, никто не помешает ему завершить задуманное.
Прокравшись на вахту, Франц стал выискивать ключи. Здесь их было великое множество: от спален, от бытовки, от кухни, от чулана... Чёрт возьми! По закону подлости нужный ключ где-то на дне этой самой горы! Ему казалось, что дежурная вот-вот проснётся и обнаружит, что Нойманн сбежал (в который уже раз). Вот тогда его опять запрут в чулане. Франц, наконец, нашёл нужный ключ, который узнал по захватанной мокрыми руками бирке и полустёршейся надписи. "Прачечная", подумал Франц.
Осторожно, стараясь не поднимать шума, он выскользнул на улицу.
День только начинался. Ночная мгла медленно, но верно отступала, и сквозь тёмную полосу неба и пелену тумана, зардевшего над соснами, можно было разглядеть алую полосу. Приют спал мёртвым сном, однако где-то вдалеке можно было смутно различить гул локомотивов и какой-то ещё шум.
