Пришла новая волна боли, словно бы с Керса сдирали кожу. Сдирали со спины, с рук, затем с лица – со щек, с подбородка. Вот взялись за веки…
Потом боль схлынула, и Керс, который едва удерживался на грани сознания, услышал раздраженный голос чудовища:
«Не лги мне!»
«Но зачем в клетку? – простонал Керс. – Чем это поможет?»
Новый удар боли, короткий и резкий, как удар хлыста по спине.
«Ты будешь молчать. Ты будешь отвечать на мои вопросы быстро и правдиво. Ты будешь выполнять все, что я прикажу. Ты не будешь спрашивать. Ты понял меня, двуногий?»
Сейчас в голосе чудовища не было ничего от его прежней детской наивности и порывистости. С такой интонацией мог бы говорить Сияющее Око, столько в ней было высокомерия и презрения, презрения к Керсу как к низшему существу, к ничтожеству.
И Керс с отчаянием подумал, что, говори чудовище с самого начала именно так, а не как избалованный наивный ребенок, веди себя, как сейчас, Керс не усомнился бы ни на мгновение, что перед ним действительно Великий Уррий. И не выбрал бы сторону правителя. И не оказался бы…
Боль хлестнула вновь, острыми иглами впиваясь в позвоночник и расходясь по рукам и ногам. Коротко, резко. Исчезла. Напоминание, что чудовище не собирается ждать, пока человек думает. Напоминание, что оно требует повиновения – немедленного и полного.
«Да, Великий Уррий, я все понял».
Предатель, даже пойманный, продолжал лгать и изворачиваться. И сейчас, когда он, освобожденный от паралича, шел к клетке, Существо улавливало обрывки его размышлений о том, как освободиться и сбежать.
Предатель продолжал думать о Существе как о чудовище, и Существо видело Себя его внутренним взглядом – Себя совсем другого, чем Оно привыкло, Себя непомерно большого, уродливого, страшного. И взгляд этот пробирался под броню чешуи и царапал мягкое нутро Существа, разъедал его, нудно и противно. И Существо никак не могло отряхнуться от этого взгляда, потому что следить за предателем было необходимо, за каждой его мыслью, за каждым шагом.
Потом, когда все закончится, когда они с Ниссой будут свободны, Существо найдет тихий уголок, ляжет там и станет думать. И, наверное, поймет, почему взгляд предателя оказался таким едким. Но пока Оно лишь терпело и ожидало.
