История Мэй. Маленькой Женщины | страница 13
Поэтому Мэй не любит гербарии и никогда их не собирала, зато она коллекционирует яркие моменты жизни.
Например, когда Прекрасный Господин рассказывал ей:
– Я был еще совсем ребенком, младше, чем ты сейчас, когда впервые увидел этот пруд. Стояла ночь, мы ехали из Бостона в Конкорд. Светила луна – а может, и не светила. Звёзды – а может, и нет. Я услышал крик скопы, птицы-рыболова, и подумал, что хотел бы остаться тут навсегда.
А она заметила:
– Твое желание исполнилось.
А он:
– О да! Только навсегда не бывает.
Или когда они пришли вместе к берегу Уолденского пруда, Прекрасный Господин сел на камень и стал считать на пальцах:
– Куропатка, птица-рыболов, жаворонок, чибис, дрозд, сова, полярная гагара, сойка, сурок, змея, саламандра. Вот и все главные нынешние мои гости.
А она сказала ему, улыбаясь одними глазами:
– А как же я?
– И ты, конечно. Как я мог забыть? – Он погладил ее по голове, как зверька.
Или когда однажды мужчины, закончив работу, принялись философствовать – а они могут это делать часами; тогда она сама взяла каноэ, осторожно догребла до другого берега Уолдена, до маленького пляжа. Было очень жарко, и рои мошкары вились и кружили в воздухе; она сбросила башмаки и вошла в воду на отмели, чтобы привязать лодку к дереву – иначе уплывет, – и ногам стало так приятно в прохладной воде, что Мэй, недолго думая, скинула платье и, оставшись в одной сорочке и панталонах, окунулась целиком, как обычно купалась в лохани. Она откинула голову, держась за борт лодки, и вода своими длинными пальцами потянула ее за косы, пощекотала шею, погладила уши; она открыла глаза и увидела над собой только небо и свет, а потом зажмурилась, и веки запульсировали красным, а в голове пронеслось: «Вот теперь вода знает обо мне всё».
Мэй – крот
Дорогая Марта!
Я впала в спячку. Я вырыла себе небольшую норку у корней дуба в лесу; теперь, когда почти вся листва облетела, оттуда отлично видно Уолден – достаточно высунуть голову из норы. Мы оба не спускаем друг с друга глаз, и я чувствую себя в безопасности.
Стало так холодно, что единственное, о чем я могу думать, – это как бы делать поменьше лишних движений. Я дышу себе на пальцы еле-еле и пытаюсь приберечь силы до весны – если она, конечно, придет. Представь только: а вдруг она никогда не наступит? Вдруг все навсегда останется таким голым и замерзшим, как сейчас, обрекая меня на кротовью жизнь в подземелье?
Тут совсем ничего не происходит. Иногда просеменит барсук, но мне снизу видно только хвост, который он волочит за собой, как мантию. Он никогда со мной не разговаривает. Это молчаливый и скромный заколдованный принц в шкуре барсука. А может, он просто стесняется. Кролики милые, конечно, но они думают только о еде и вечно что-то жуют, а еще у них дурная привычка не смотреть в глаза. О других мелких существах, которые населяют мое подземелье, я стараюсь даже не думать: сколопендры, медведки, многоножки – твари, которых Господь обделил красотой и обаянием. Жаль их, конечно, но все равно я их побаиваюсь. А ты бы точно тут визжала как резаная от одной только мысли, что они проползают рядом.
