— Ты можешь это есть? — Мишка уставился на меня подозрительным, недоверчивым взглядом.
— А почему бы и нет?
— Так ведь горько.
— Тебе показалось.
Он никак не мог понять. Надув впалые щеки, он внимательно следил, как я жую.
— Может, мне и в самом деле показалось… — неуверенно пробормотал он. — Слушай, а еще ты можешь принести такую?
Я вбежал в избу и через минуту вернулся с новой лепешкой.
— Ты откусывай маленькими кусочками, — поучал я, — чтобы привыкнуть к горечи. А потом пойдет как по маслу.
Мишка послушался.
Так он съел целую лепешку. Я объяснил ему, что это — березовая кора, которая помогает приглушить чувство голода.
— Дядя Иван жарит ржаные лепешки на подсолнечном масле, — не сдавался Мишка, проглатывая последний кусок. — Вот у него лепешки так лепешки!
— Собираешься к нему?
— Придется навестить. — Он облизнулся, причмокивая. — Вот только дожидаюсь условного знака: как сова прокричит три раза, значит, ждет он меня.
Я положил ему руку на плечо, и мы тронулись в путь по вьющейся между избами дороге, довольно широкой здесь, в деревне, но потом сужающейся, как бы сжимаемой с обеих сторон стенами сосен и елей.
— А ты не забыл своего обещания? — как бы невзначай задал я постоянно вертевшийся в голове вопрос.
— Какого обещания?
— Ты ведь обещал попросить дядю Ивана, чтобы он разрешил нам прийти к нему вместе.
Мишка стряхнул со своего плеча мою руку, приостановился и оперся спиной о сосновый ствол.
— Ничего не выйдет, — сказал он. — Дядя Иван терпеть не может чужих. Кроме меня, он никого к себе не пускает.
— Послушай, Рыжий… — Рыжим я называл Мишку только в тех случаях, когда дружба наша висела на волоске. — А этот твой дядя Иван случайно не дезертир ли? Почему он не сражается с фашистами? Почему это он вечно прячется? Или…
Мишка ничуть не смутился, а только пристально следил за мной из-под прищуренных век, водя рукой по мху, густо покрывшему древесный ствол.
— Или что? — спросил он, когда я запнулся.
— Или, может быть, он — шпион? — выпалил я.
Мишка принялся громко хохотать. Сначала я думал, что это он просто так, для виду, но смех его звучал вполне искренне.
— Ох и дурак же ты! — Мишка просто покатывался со смеху. — Дядя Иван — и дезертир!.. Шпион!.. Ой, я просто не выдержу!
— Чего ржешь? — не сдавался я. — Сейчас всякое бывает…
Неожиданно Мишкин смех оборвался, и он, крепко ухватив меня за отвороты куртки, с силой притянул к себе.
— Слышал когда-нибудь о Яковлеве, Никитине и Ковальчуке? Тех танкистах, которые уничтожили двадцать семь фашистских танков? О них еще по радио передавали. Слышал?
