— Не думаю, что мне есть что добавить к наблюдениям Нармана, — сказал Мерлин Этроуз. — Он и Сова называли это с самого начала, и благодаря пультам дистанционного управления мы даже знаем, кто главные игроки… по крайней мере, на данный момент. Но должен сказать, что мне совсем не нравятся последствия, которые я вижу. — Контакты Кэйлеба и Шарлиэн показали его изображение, когда он покачал головой с мрачным выражением лица. — Я все время боялся, что джихад сделает неизбежным нечто подобное, но потом эти идиоты в Шэнг-ми сделали все, что могли, чтобы убедиться, что это произошло! И теперь, когда это наконец произошло, все будет еще хуже, чем могло бы быть, потому что им удавалось более или менее долго скрывать это. — Он снова покачал головой. — Если бы все участники были так же организованы, как Сингпу и Хусэн, я мог бы быть менее обеспокоен, но они разожгли пожар, который будет намного хуже, чем тот, который убил Уинтер-Глори и всех его людей. Как только начнется настоящее «массовое» восстание, я буду удивлен, если Нарман не прав насчет того, что оно принесет по меньшей мере столько же жертв, сколько убил «Меч Шулера».
Стройная женщина, удобно устроившаяся рядом с ним на диване в их каюте, поджав под себя ноги, подняла голову с его плеча, чтобы посмотреть на него.
— Ты не собираешься добавлять это в свой список «вещей, за которые я несу ответственность», — строго сказала она ему. — Харчонг — особенно Северный Харчонг — был катастрофой, которая должна была произойти еще до того, как на этой планете когда-либо родился кто-то еще, кроме тебя и Нимуэ,! Да, джихад, наконец, подтолкнул его к краю, но это все равно должно было произойти — позже, если не раньше, — и ты это знаешь.
— Ты права, любимая. — Он криво улыбнулся. — И обещаю не корить себя из-за этого. Во всяком случае, не так сильно. Однако это не меняет того, насколько все будет плохо.
— Не меняет, — признала Ниниэн Этроуз, и ее великолепные глаза потемнели. Очень немногие люди в истории когда-либо были более жесткими, чем Ниниэн Рихтейр Этроуз, но она не смогла заставить себя наблюдать за невыразимыми зверствами, творимыми в Харчонге.
— Я тоже не могу не согласиться, — сказал Мейкел Стейнейр из Теллесберга. Голос архиепископа Чариса был таким же сильным, как всегда, его взгляд таким же ясным, но скорбь на его лице была глубокой. — Знаю, что это глупо с моей стороны, но не могу не пожелать, чтобы любой, кто страдал так же сильно, как харчонгские крепостные, проявил хотя бы немного сострадания!
