— И ты не собираешься отступать от этого ни на шаг, не так ли? — Голос Истшера был тихим, и она покачала головой. — Нет, конечно, это не так, — сказал он. — Потому что ты храбрая женщина и, как Кэйлеб, женщина чести. И веры. И это то, во что ты действительно веришь, но, о, Шарли, ты так ошибаешься. И я могу только молиться, чтобы в конце концов ты потерпела неудачу. Потому что мысль о том, во что превратится этот мир, если ты добьешься успеха, — это больше, чем я могу вынести.
Тишина повисла на фоне проливного дождя, а затем Русил Тейрис, герцог Истшер, оглянулся на Мерлина Этроуза.
— Я не буду проклинать тебя в аду, потому что именно оттуда ты пришел в первую очередь, — сказал он. — Но я скажу тебе вот что. Я никогда не склоню голову и не преклоню колена перед твоей мерзкой госпожой, и я проклинаю тот день, когда помог тебе победить Жэспара Клинтана. Знаю, что когда-нибудь мне придется заплатить за это — когда-нибудь очень скоро, — но теперь я знаю правду. Так что иди вперед и делай то, что должен, потому что, если ты позволишь мне выйти за эту дверь живым, я донесу на тебя со ступеней Теллесбергского собора!
— Конечно, сделаешь это, — печально сказал Мерлин. — Нужно быть человеком чести, чтобы знать человека чести, и не могу выразить тебе, как глубоко я сожалею о том, что вижу в твоих глазах, когда ты смотришь на меня сейчас. Я знаю, ты не хочешь этого слышать, но я всегда был — и остаюсь сейчас, несмотря на то, во что ты веришь, что ты думаешь — польщен твоей дружбой.
Губы Истшера скривились, но он ничего не сказал, только свирепо посмотрел.
— Русил, мы бы не рискнули сказать тебе это, если бы нашим единственным вариантом было убить тебя, если ты не сможешь принять это, — сказал ему Мерлин. — Шарлиэн и Кэйлеб слишком сильно любят тебя для этого. Я слишком сильно люблю тебя для этого.
— Это единственный вариант, который у тебя есть, — категорично сказал Истшер.
— Нет, это не так. — Мерлин сунул руку в поясную сумку и извлек маленький цилиндрический стержень из сверкающего хрусталя. — И когда-нибудь, когда придет время, у нас будет другой разговор между нами. До этого дня я могу только сказать, что уважаю и восхищаюсь тобой так же сильно, как я когда-либо уважал или восхищался другим человеком, и я бы отдал все во Вселенной, чтобы не делать этого.
