Что со мною будет?
Горит лавочка Ляксандры, но горю и я!
А платье красивое, сидит на Эле как влитое… Может быть, понравится маме и она не станет меня ругать? Ведь синее с горошком наверняка до зимы будет лежать в ящике шкафа. Скоро жатва. Мать пойдет за отцом рожь убирать. Некогда будет по портнихам бегать. А мы ей — раз! — готовое…
И между прочим… Не думайте, что «магазин на колесах» сам прикатил. Кто-то написал в район, а может, и еще выше, чтобы прислали. Я знаю, кто писал, но меня просили никому не говорить. Может быть, вы сами угадали кто?
Вы, наверное, решили, что это студент Швегжда постарался?
А вот и нет!
Так, может быть, моя учительница Иоланта?
Тоже нет! Она только аккуратно исправила ошибки, потому что Эле не очень-то сильна в грамоте…
Не спрашивайте — не скажу! А кроме того, у меня своих забот хватает.
Ведь я горю!
А у Казюкаса, брата Анупраса-пивовара, оказывается, в самом деле была тайна…
Я долго не верила, думала, небось второе колесо для велосипеда стащил из-под брезента какого-нибудь остановившегося грузовика. Но колесо так и не прикатилось, только всяких болтиков набрал у шоферов за принесенное ведро воды, за кружку малины… Как раз малина поспела. На ту, что росла вдоль опушки, садилась дорожная пыль. Возьмешь в рот ягоду — песок на зубах скрипит. Но никто не сердится — это пыль дороги, большой, веселой дороги. Смотри да смотри, дорога как бесконечный фильм.
Однако надо и за свеклой ухаживать, и помочь маме белье стирать, и еще тайком сбегать с Эле к Рочкене — не все время на дорогу смотреть.
Ах, какое это будет платье! Оно не может не понравиться маме!
Швегжда говорит, что Рочкене не только героиня. Она народная искусница. Так он сказал и еще один листок блокнота усеял маком.
А про Казюкаса я бы столько не говорила, если б не его тайна… Я уже рассказывала, что он набрал, натаскал всяких штуковин, как белка шишек и орехов. Но тайна его не эти штуковины…
Сначала Казюкас, если помните, собирался заделаться пиратом, а потом задумал устроить «гром». И такой «гром», хвалится Казюкас, что лес задрожит, а машины на дороге подпрыгнут. Если, мол, я буду молчать, он и мне покажет этот свой «гром». В одиночку даже самая радость — не радость. Да, это уж чистая правда, могу подтвердить. Одной трудно удержаться, чтобы не высказаться, не поделиться с кем-то. Хоть бы и насчет платья. Швегжда уже знает. Я бы очень хотела рассказать ему и о человеке, приезда которого я жду.
