Недалеко от Ларделли был Зингер, магазин, где швейные машины. На витрине верблюд и бедуин, а у верблюда между горбов — машинка. Я о такой мечтала с тех пор, как закончила швейные курсы.
Обед разносят.
Говядина?
Не умеют здесь готовить говядину, сколько надо повторять, чтоб на слабом огне и с зеленью.
Фасоль будет.
Вот пани магистр обрадуется, она обожает спаржевую фасоль, очень уж хорошо эта фасоль делится.
Пани магистр любит делить и считать, это у нее от работы в аптеке осталось.
Первым делом разложит стручки на краю тарелки и сосчитает. И радуется, что так красиво лежат, ровнехонько: один стручок, второй, третий… сосчитает все и довольна…
Капуста — нет, ее не поделишь, а клюски[83] — эти да, вот (показывает), вот так — и готово.
Приятнее есть, когда поделишь, вы так не считаете? — каждый день спрашивает у меня пани магистр. Сама природа разрешает нам делить, хотя, признаться, некоторые вещи делить неинтересно, взять хотя бы сосиски. Легко, но неинтересно. Другое дело морковка. Поделим и сами себе удивляемся: как это нам удалось…
Хорошо, что пани магистр обыкновенно говорит, не очень понятно, зато хоть не в рифму. Потому что бухгалтерша — стихами. Я, в немецком концлагере хефтлинг[84] босой, в снегу замерзаю, на солнце сгораю..
А нормально вы не можете? — спрашиваю. Просто: дескать, голод, работа тяжелая… Не может. Работа мне спину согнула дугой, голод денно и нощно нутро терзает…
Советует, чтоб и я стихами. Это не трудно, вас ведь эти евреи призывали на помощь, вот и красивое начало: пойду, когда позовут, по лесам, по полю… Теперь только найти рифму к полю — ну, хотя бы поле-доля, что такая уж будет ваша доля…
Я? По полю? Да никогда.
Кончилась моя смелость.
Сама иной раз удивляюсь… Как это говорит пани магистр? Сама себе удивляюсь, что была такая смелая.
Домой пойду.
На Сенную.
Туфли уже есть…
Теплая кофта…
Шляпу я не взяла. А думала ведь взять, темно-синюю.
Ну ничего, пойду в платочке.
Одна туфля…
Может кто-нибудь застегнуть мне вторую туфлю?
Дворник прибежал, п-по… п-по… полицейский… з-з-за… за вами… никак дух перевести не мог, через три ступеньки, что ли, перескакивал, за вами, ну чего на меня смотрите…
И сразу пораскрывались двери.
Портной выглянул, его дверь напротив. За портным две сестры, они по обеим сторонам от него жили, а за сестрами Гинальская. С самого конца коридора, там, где уборная.
Сейчас…
Нет, первой выглянула Гинальская. Портной не мог, его на четвертом этаже тогда уже не было, он вселился в квартиру евреев, а Гинальская — к портному. Ну а кто же был около уборной?
