Но это половинчатое решение, которое ничего не могло ни исправить, ни предотвратить и все оставляло в подвешенном состоянии, никого не устроило, и народ стал открыто выражать свое недовольство: когда кто-либо из участников этого обсуждения проходил мимо лавок ремесленников, те стучали молотками по своим столам, верстакам и наковальням, во всеуслышание говоря:
— Если вы не хотите или не можете справиться с государственными делами, позовите нас, и уж мы-то с ними справимся.
Весь город был охвачен брожением, уже так давно невиданным во Флоренции, как вдруг послышались радостные крики и все бросились к воротам Сан Галло навстречу красивому молодому человеку, который ехал верхом, во главе многочисленного отряда, причем с таким царским величием, что казалось, по словам Варки, будто он скорее заслуживал власти, чем желал ее. То был Козимо деи Медичи: извещенный друзьями о происходящих событиях, он приехал из своего загородного дома Треббио, чтобы бросить на чашу весов, на которых решалась в этот час судьба государства, весомость собственного присутствия и собственной популярности.
Дело в том, что Козимо действительно был необычайно любим народом, любим за свои личные качества, любим за своих предков, ибо его прапрадедом был Лоренцо, внук Аверардо и брат Козимо Старого, Отца отечества, а его отцом — знаменитый военачальник Джованни деи Медичи. Скажем в нескольких словах о том, что представлял собой этот прославленный кондотьер.
Он был сын Джованни деи Медичи, внука Лоренцо Старого, и Катерины, дочери Галеаццо, герцога Миланского; отец его умер молодым, и мать, в рассвете лет оставшаяся вдовой, сменила сыну имя Лодовико, данное ему при крещении, на Джованни, чтобы, насколько это было в ее силах, возродить своего умершего супруга в сыне. Вскоре она прониклась таким страхом за своего возлюбленного сына и так была заинтересована в том, чтобы ветвь прославленного рода, последним отпрыском которой он был, не угасла, что, дабы оградить его от угрожавшей ему опасности, переодела его девочкой и укрыла в монастыре Анналены. Точно так же поступила Фетида со своим сыном Ахиллом, но ни богиня, ни смертная женщина не могли обмануть судьбу: обоим суждено было стать героями и умереть молодыми.
Но когда мальчику исполнилось двенадцать лет, оставлять его долее среди его юных товарок стало уже невозможно: каждое слово, каждый жест изобличали обман с переодеванием; так что он возвратился под материнский кров и вскоре принял боевое крещение в Ломбардии, где уже очень рано снискал прозвище Непобедимый. Спустя короткое время, в связи с военными приготовлениями герцога Урбинского и Малатесты Бальони, он был назначен командующим войсками Республики, а затем вернулся в Ломбардию в качестве командующего войсками лиги, выступавшей на стороне короля Франции, однако на подступах к Боргофорте выстрелом из фальконета был ранен в ногу чуть выше колена, причем в то самое место, куда его ранило в битве при Павии. Ранение оказалось настолько серьезным, что ногу пришлось отрезать по самое бедро; все происходило ночью, и Джованни не пожелал, чтобы кто-то другой светил хирургам, держа в руке факел; он держал его до конца ампутации, и ни разу, пока она длилась, рука его не дрогнула настолько, чтобы поколебать ровное пламя. Но либо ранение было смертельным, либо операция прошла неудачно, только на третий день после нее Джованни деи Медичи скончался. Ему было двадцать девять лет.
