С обеих сторон борьба была ожесточенной, беспрерывной и яростной. Казалось, что дух гражданской войны, то есть войны без пощады, без жалости, без сострадания, отряхает свою ненависть на поле битвы.
Кадудаль верхом на лошади двигался вокруг вражеского отряда, образовавшего живой редут, и с двадцати шагов стрелял то из пистолетов, то из двуствольного ружья, которое он, разрядив, бросал шуану и на следующем кругу получал снова заряженным. При каждом его выстреле очередной солдат падал на землю. Когда он в третий раз проделывал этот маневр, генерал Харти оказал ему честь, обрушив на него ружейный огонь целого взвода.
Кадудаль исчез в огне и в дыму, и было видно, что он повалился на землю вместе с лошадью, как если бы в них ударила молния.
Тотчас же около дюжины республиканцев ринулись вперед, но навстречу им бросилось столько же шуанов.
Завязалась страшная рукопашная схватка, в которой шуаны, орудовавшие ножами, стали брать верх над республиканцами.
Внезапно Кадудаль встал на ноги, держа по пистолету в каждой руке. Это означало немедленную смерть двух человек, и два человека упали на землю.
Три десятка шуанов присоединились к нему и образовали нечто вроде клина, острым краем которого стал сам роялистский генерал. Он подобрал солдатское ружье и орудовал им как дубиной.
Каждым ударом великан валил на землю очередного солдата; он пробил брешь в рядах вражеского батальона и на глазах Ролана появился с его стороны. Затем, подобно вепрю, который, сбив с ног охотника, возвращается и вспарывает ему живот, он снова ринулся в зияющую брешь, расширяя ее.
Генерал Харти собрал вокруг себя человек двадцать, и со штыками наперевес они ринулись вперед, на сомкнувшуюся вокруг них цепь шуанов; генерал шел впереди этих двадцати солдат, мундир его был изрешечен пулями, кровь его лилась из двух ран. Лошадь его была убита.
Десять из этих солдат погибли, не успев прорваться через вражеское кольцо, но генерал в итоге оказался по другую его сторону.
Шуаны намеревались преследовать его, но Кадудаль громовым голосом крикнул:
— Не надо было пропускать его, но, раз уж он пробился, пускай себе уходит!
Шуаны повиновались своему предводителю, каждое слово которого вызывало у них благоговение.
— А теперь, — крикнул Кадудаль, — прекратить огонь! Хватит убивать! Берите в плен!
С этой минуты все было кончено. Шуаны сжали кольцо, окружив гору мертвых и горстку живых, раненных более или менее тяжело и метавшихся среди трупов.
