Шуан, исполнявший, видимо, обязанности провиантмейстера, утвердительно кивнул, вошел в лес и вскоре вернулся оттуда, ведя за собой осла, нагруженного двумя корзинами.
В одно мгновение на пригорке был разостлан плащ, на котором Бей-Синих разложил жареного цыпленка, кусок холодной солонины, хлеб и лепешки из гречневой муки; кроме того, рассудив, что во время военной кампании позволительна некоторая роскошь, он принес бутылку вина и стакан.
— Прошу, — произнес Кадудаль, жестом приглашая Ролана к этому столу.
Ролан не нуждался в повторном приглашении; он спрыгнул с лошади и передал поводья одному из шуанов. Кадудаль сделал то же самое.
— А теперь, — сказал генерал, обращаясь к своим бойцам, — у вас есть двадцать минут, чтобы взять с нас пример. Те, кто не управится за двадцать минут, будут сражаться на пустой желудок.
Казалось, все только и ждали этого призыва, чтобы достать из кармана кусок хлеба и гречневую лепешку, и, правда не имея цыпленка и соленой свинины, последовали примеру своего генерала и его сотрапезника.
Стакан был только один, так что Кадудаль и Ролан пили из него по очереди.
Между тем, пока они завтракали, сидя рядом, словно два друга, устроившие привал во время охоты, вставало солнце, озаряя их своими лучами.
С каждой минутой, как и предсказывал Кадудаль, туман становился все менее плотным.
Вскоре на дороге из Гран-Шана в Плескоп уже можно было различить вереницу повозок, хвост которой терялся в лесу; они стояли на месте, и легко было догадаться, что их внезапно остановило какое-то неожиданное препятствие.
И в самом деле, было видно, что на расстоянии одной восьмой льё от передней повозки дорогу им перегородили две сотни шуанов, которыми командовали Идущий-на-Штурм, Поющий Зимой, Патронташ и Лети-Стрелой.
Уступавшие в численности республиканцы (как мы уже сказали, их было не более сотни) выжидали, когда туман окончательно рассеется, чтобы определить численность неприятеля и понять, с кем они имеют дело.
При виде этого небольшого отряда, окруженного вчетверо превосходящими силами противника, при виде мундиров, из-за цвета которых республиканцы были прозваны синими, Ролан вскочил на ноги.
Что же касается Кадудаля, то он, по-прежнему беспечно растянувшись на траве, доедал завтрак.
С первого же взгляда Ролану стало понятно, что республиканцы обречены. Кадудаль видел, как на лице молодого человека последовательно отражались обуревавшие его чувства.
— Ну что, полковник, — помолчав с минуту и успев за это время оценить ситуацию, спросил он Ролана, — находите ли вы мои приготовления удачными?
