Толпе такое условие явно понравилось, поскольку со всех сторон раздались крики: «Да! Да! Да!»
«Вы все слышали, — произнес Шарль, обращаясь к жандармскому офицеру, — так что проявите сговорчивость, капитан, и все пройдет хорошо».
Жандармский офицер охотно пошел на уступки.
«Вы обещаете, что не будете пытаться бежать, если я оставлю ваши руки и ноги свободными?» — спросил он.
«Даю честное слово», — ответил Шарль.
«Хорошо! — сказал жандармский офицер. — Тогда отойдите и дайте нам унести тела ваших товарищей».
«Вы совершенно правы, — согласился Шарль и, обратившись затем к толпе, заявил: — Как видите, тут нет моей вины, задержка исходит не от меня, а от этих господ».
И он указал на палача и двух его подручных, которые перетаскивали мертвые тела в телегу.
Однако Рибье был еще жив: он приоткрыл глаза и, казалось, искал кого-то взглядом. Шарль подумал, что Рибье ищет его. Он взял его за руку и промолвил:
«Я здесь, друг мой, будь спокоен, я скоро!»
Рибье закрыл глаза, губы его шевельнулись, но из них не вырвалось ни звука. Однако на краях его раны выступила красноватая пена.
«Господин де Сент-Эрмин, — спросил капрал, когда тела троих унесли, — вы готовы?»
«Я жду вас, сударь», — ответил Шарль, с изысканной учтивостью поклонившись.
«В таком случае пойдемте».
Шарль занял место посреди жандармов.
«Не желаете проделать путь в повозке?» — предложил жандармский офицер.
«Пешком, сударь, пешком. Мне важно показать всем, что я по собственной прихоти иду на гильотину. Если я поеду в повозке, все решат, что страх мешает мне держаться на ногах».
Гильотина была установлена, как я уже сказал, на Бастионной площади; процессия пересекла площадь Ристаний, название которой произошло от того, что в старину там устраивались рыцарские игрища, и двинулась вдоль ограды сада особняка Монбюрон.
Впереди ехала телега. За ней следовал взвод из двенадцати драгунов. Затем шел мой брат, время от времени бросавший взгляд в мою сторону. Затем, оставляя свободным пространство шагов в десять позади него, шли жандармы во главе со своим капитаном.
В конце садовой ограды процессия повернула налево.
И вот тут, в просвете, открывшемся между садом и главным рынком, мой брат внезапно увидел эшафот.
При виде этого зрелища я ощутил, что у меня подкосились колени.
«Тьфу! — воскликнул Шарль. — Я никогда в жизни не видел гильотины и не представлял себе, что это такая мерзость!»
И, молниеносно выхватив из-за пояса кинжал, он по самую рукоятку всадил его себе в грудь.
