Жандармский капитан подстегнул свою лошадь и протянул руку, чтобы помешать ему.
Однако граф, вытащив из-за пояса один из своих двуствольных пистолетов и взведя курок, крикнул:
«Ни с места! Мы же условились, что никто не прикоснется ко мне! Я умру один, или мы умрем втроем: выбирайте!»
Капитан осадил свою лошадь и заставил ее сделать шаг назад.
«Пойдем дальше!» — произнес Шарль.
И, в самом деле, он снова зашагал вперед.
Не сводя с него глаз и жадно прислушиваясь к тому, что он говорил, я не упускал ни одного его жеста, ни одного его слова и вспоминал, как Шарль, отвечая отказом Кадудалю, предложившему позволить мне пройти боевое крещение под его началом, написал ему, что хранит меня для того, чтобы я продолжил его дело и отомстил за него.
И шепотом я клялся сделать то, чего он ждал от меня.
Время от времени его взгляд, казалось, укреплял меня в этом решении.
Между тем он по-прежнему шагал, и кровь ручьем лилась из его раны.
Дойдя до подножия эшафота, Шарль вытащил кинжал из раны и нанес себе удар снова.
Однако и на этот раз он остался на ногах.
«Поистине, — с яростью вскричал он, — я живучий как кошка!»
Тем временем подручные палача, ожидавшие на эшафоте, выгрузили из телеги тела Валансоля, Жайа и Рибье.
Первые два были уже мертвы, и под ножом гильотины их головы упали без единой капли крови.
Рибье застонал: он был еще жив.
Когда его отрубленная голова свалилась в корзину, кровь хлынула потоком, и по толпе пробежала дрожь.
Теперь настала очередь моего бедного брата, который все это время почти неотрывно смотрел на меня.
Подручные хотели помочь ему взойти на эшафот.
«Э, нет! — воскликнул Шарль. — Не прикасайтесь ко мне! Уговор есть уговор».
И он поднялся по шести ступенькам, ни разу не пошатнувшись.
Ступив на помост, он снова вытащил кинжал из груди и нанес себе третий удар, но снова остался на ногах.
И тогда он разразился жутким хохотом, от которого из трех ран на его груди фонтаном брызнула кровь.
«Клянусь честью, — бросил Шарль палачу, — с меня довольно! Справляйся сам, как можешь!»
Затем, повернувшись ко мне, он крикнул:
«Ты все помнишь, Эктор?»
«Да, брат!» — ответил я.
И он самостоятельно лег на роковую доску.
«Ну, что, — спросил он у палача, — так в самый раз?»
Ему ответил лишь нож, и, наделенная той неукротимой жизненной силой, которая не дала ему умереть по собственной воле, его голова, вместо того чтобы свалиться в корзину, как это произошло с тремя другими, выпрыгнула из нее и, прокатившись по всему помосту, упала на землю.
