— Что ж, пусть плачет! Пусть плачет от стыда, а лучше сказать, от угрызений совести! Сорок тысяч на перчатки!.. И за какое время?
— За год, — ответил Бурьенн.
— За год! Пропитание сорока семей!.. Бурьенн, я хочу видеть все эти счета.
— Когда?
— Немедленно. Сейчас восемь часов, на девять я назначил аудиенцию Кадудалю, так что у меня есть время. Немедленно, Бурьенн, немедленно!
— Вы правы, генерал, покончим с этим делом, раз уж мы занялись им.
— Принесите мне все счета! Но только все, слышите? Мы просмотрим их вместе.
— Бегу, генерал.
И Бурьенн действительно бегом кинулся вниз по лестнице, которая вела в покои г-жи Бонапарт.
Оставшись один, первый консул принялся мерить кабинет широкими шагами, сложив руки за спиной; плечо его при этом подергивалось, губы кривились, и он шептал:
— Я должен был вспомнить, что говорил мне Жюно у колодцев Массудии, должен был прислушаться к словам моих братьев, Жозефа и Люсьена, которые говорили, что мне не следует видеться с ней по возвращении. Но разве можно устоять перед Гортензией и Евгением! Милые дети! Только из-за них я вернулся к ней! О, развод! Я сохраню развод во Франции, хотя бы для того, чтобы расстаться с этой женщиной, которая не может родить мне наследника и разоряет меня!
— Ну, — сказал Бурьенн, входя, — шестьсот тысяч франков вас не разорят, а госпожа Бонапарт еще в том возрасте, когда вполне может родить вам сына, который лет через сорок унаследует от вас пожизненное консульство!
— Ты всегда на ее стороне, Бурьенн! — промолвил Бонапарт, так ущипнув секретаря за ухо, что тот вскрикнул.
— Что поделать, генерал, я всегда на стороне тех, кто красив, добр и слаб.
Бонапарт в бешенстве схватил пачку бумаг, принесенных Бурьенном, и начал судорожно комкать их руками. Затем, наугад выхватив один счет, он прочитал:
— Тридцать восемь шляп… за один месяц! Она что, надевает их по две в день?.. Перья цапли на тысячу восемьсот франков! Эспри на восемьсот франков!
Затем, с яростью отбросив этот счет, он перешел к другому:
— Парфюмерный магазин мадемуазель Мартен; три тысячи триста шесть франков за румяна, на тысячу семьсот сорок девять франков в одном только июне. Румяна по сто франков за баночку! Запомните это имя, Бурьенн! Эту негодяйку нужно отправить в Сен-Лазар. Мадемуазель Мартен, слышите?
— Да, генерал.
— А!.. Вот и платья. Господин Леруа… Прежде у нас были швеи, а сегодня портные для дам, это куда нравственней. Сто пятьдесят платьев за год, платьев на четыреста тысяч франков! Но если дело так пойдет, то скоро мы насчитаем долгов не на шестьсот тысяч франков, а на целый миллион, на миллион двести тысяч франков!
