"Францен — поэт по натуре нежный, мечтательный, идиллический; он носит в себе целый мир мыслей и, как цветы, рассыпает их на своем пути. Стихов, сравнимых с его поэтическими произведениями, во Франции я не знаю, если не считать некоторых самых простых баллад Милъ-вуа. В Германии их можно было бы поставить в один ряд со стихами Хёльти и Маттиссона; в Англии им в некотором отношении близки иные элегии Бёрнса, но Бёрнс более глубок и разнообразен; если же искать им соответствие в Италии, то там не удастся найти ничего, кроме идиллий Метастазио".
Чтобы дать понятие о даровании поэта, Мармье перевел стихотворение Францена, носящее название "Единственный поцелуй".
Вот оно.
Уйдет корабль, от берега отчаля.
Я не свожу с тебя влюбленных глаз.
О, улыбнись же мне из-под вуали И руку протяни в последний раз.
Минули дни небесного блаженства,
Когда, в твой дом наведавшись порой,
Я замирал при виде совершенства И шелест платья слух лелеял мой.
О аромат цветов в саду близ дома,
Куда к тебе навстречу я спешил,
Где было все до боли мне знакомо,
Тебя я ждал, от чувств лишаясь сил.
О эти дни, когда ты вышивала,
Со мной садилась рядом за рояль,
И локон твой вдоль нежного овала Будил в душе тревожную печаль!
Молю как друг, как брат о поцелуе,
И первым, и последним станет он.
Твою слезу устами осушу я —
И сохраню навеки дивный сон.[7]
Францен, родившийся в 1772 году, оставил большую неоконченную поэму о Христофоре Колумбе.
Единственный из трех упомянутых нами поэтов, который еще здравствует ныне, если только он не умер в самое последнее время, это Рунеберг — самый значительный из них. Родившийся в Борго в 1806 году, он в период моего пребывания в Санкт-Петербурге, то есть три года тому назад, преподавал в гимназии своего родного города. Поездка в Або, где он учился, была самым крупным событием в его жизни.
Мы сказали, что Рунеберг — самый значительный из трех упомянутых нами поэтов. И объясняется это, несомненно, тем, что из них троих в нем более всего присутствует финское начало: одна из его поэм похожа на древнюю руну — жаль, что у нас нет ее перед глазами и мы не можем представить ее всю целиком на суд наших читателей; но, находясь вдали от библиотек, мы просто по памяти приведем ее сюжет.
Она называется "Могила в Перхо".
Знал ли Рунеберг, когда он писал свою поэму, эпизод с Торквилом из Дубровы — персонажем романа "Пертская красавица"? Знал ли он, сочиняя ее, предание о старике из Монте Аперти и о шести его сыновьях?
