Пока готовили для всех еду, солдаты вообразили, что Петра III привез фельдмаршал князь Трубецкой, который пытается помирить меня с ним. Они стали просить всех проходящих во дворец, в том числе гетмана, Орловых и нескольких других, передать мне, что они не видели меня уже три часа и умирают от страха, как бы этот старый плут Трубецкой не обманул меня, для видимости помирив с мужем, и как бы теперь не погибнуть и мне, и им.
„Мы, — кричали они, — разорвем их на куски!“
Это были их собственные слова. Я направилась к Трубецкому и сказала ему:
'Прошу вас, сядьте в карету, пока я буду пешком обходить войска ".
Ия поведала ему обо всем, что произошло; он, страшно испуганный, уехал в город, а я была принята с неслыханно восторженными возгласами; после этого я отдала под командование Алексея Орлова четырех отборных офицеров и отряд спокойных и рассудительных солдат, чтобы они отвезли низложенного императора за двадцать семь верст от Петергофа, в место под названием Ро пша, очень уединенное, но очень приятное, на то время, пока для него будут устраивать приличные и удобные покои в Шлиссельбурге и расставлять на его пути конные подставы.
Но Господь Бог распорядился иначе. От страха у Петра III начался понос, продолжавшийся три дня и прекратившийся лишь на четвертый. В тот день он крайне много пил, ведь у него было все, чего он хотел, за исключением свободы. Все, о чем он меня еще просил, — это предоставить ему его любовницу, его собаку, его арапа и его скрипку. Но, опасаясь всеобщего возмущения и не желая усиливать брожение умов, я исполнила лишь три последние его просьбы. У него снова начались геморроидальные колики, сопровождавшиеся мозговыми явлениями. В таком состоянии он пробыл два дня, отчего у него наступила сильная слабость, и, несмотря на помощь врачей, он отдал Богу душу, потребовав перед этим привести к нему лютеранского священника. Все так его ненавидели, что у меня были опасения, не отравили ли его офицеры. Я приказала произвести вскрытие, и, конечно же, не было найдено ни малейших следов яда. Желудок у него был чрезвычайно здоровым, но кишечник воспален, а погиб он от апоплексического удара. Сердце его было крайне малых размеров и совершенно вялое".
Вот таков официальный рассказ, который потрудилась написать сама Екатерина Великая для своего любовника и для своей империи — для Понятовского и для России.
Вот что было позволено говорить и думать в ее царствование и даже до конца царствования императора Николая.
