Но удовлетворение короля длилось недолго: едва только флотилия вышла в открытое море, как поднялась страшная буря; в то же время заболел юный принц Альберто. Король избрал капитаном своего корабля адмирала Нельсона, считавшегося в то время лучшим моряком в мире, и тем не менее Бог словно лично преследовал короля, ибо фок-мачта и грота-рей на корабле сломались, тогда как в ста шагах от него фрегат адмирала Караччоло, на который король отказался подняться, доверяя больше своему союзнику, нежели своему подданному, спокойно плыл среди бури, как будто ему подчинялись ветры. Несколько раз король окликал фрегат, который казался волшебным кораблем, наподобие "Красного корсара", чтобы узнать, нельзя ли ему перейти на его борт. Но, хотя при каждом сигнале короля адмирал сам садился в шлюпку и приближался к королевскому судну, чтобы исполнить приказ его величества, риск, связанный с перевозкой короля, был слишком велик, чтобы Караччоло отважился на него. Между тем с каждым часом опасность возрастала. Наконец показался Палермо, но близость земли еще более увеличивала опасность: сколь бы искусным моряком ни был Нельсон, он меньше последнего прибрежного лоцмана знал, как во время бури войти в порт. Поэтому адмирал подал сигнал, чтобы выяснить, нет ли на судах флотилии кого-нибудь, знакомого с побережьем лучше, чем он сам. Тотчас же от одного из кораблей отделилась лодка с офицером, подхваченная ветром, словно лист, и приблизилась к королевскому флагману. Когда она оказалась в пределах досягаемости, в море сбросили канат, офицер схватился за него, и его подняли на борт. Это был капитан Джованни Баузан, ученик и друг Караччоло. Он вызвался ответить за все, и Нельсон передал ему командование; час спустя корабль вошел в порт Палермо, и в тот же вечер король высадился в Кастелло а Маре.
На следующий день, на рассвете, король охотился в своем замке Фаворита с таким удовольствием и увлечением, словно он и не потерял половину своего королевства.
Тем временем Шампионне брал Неаполь, и в одно прекрасное утро король Носатый узнал, что в либеральном мире одной республикой стало больше. Родилась Парте — нопейская республика.
Гнев короля был велик, ему было непонятно, как покинутые им подданные могли не сдержать данную ими клятву верности. Все это было крайне печально: наследие Карла III уменьшилось вполовину. У короля Обеих Сицилий теперь осталась только одна из них. Дворянство и буржуазия с пылом встали на сторону революции, у короля Носатого остались только его славные лаццарони.
