Поэтому в Неаполе никто не знает ни Фердинанда I, ни Фердинанда IV, но зато все знают короля Носатого.
У каждого народа был король, ставший воплощением национального духа. У шотландцев — Роберт Брюс, у англичан — Генрих VIII, у немцев — Максимилиан, у французов — Генрих IV, у испанцев — Карл V, у неаполитанцев — Носатый[19].
Король Носатый был самым хитрым, самым сильным, самым ловким, самым беззаботным, самым безбожным, самым суеверным человеком в своем королевстве, а это кое-чего значит. Отчасти итальянец, отчасти француз, отчасти испанец, он не знал ни слова ни по-испански, ни по-французски, ни по-итальянски. Носатый владел только одним языком — диалектом Мола.
Его детьми были король Франческо, принц Салернский и королева Мария Амелия, то есть один из самых образованных людей, один из лучших принцев и одна из святейших женщин, когда-либо существоваших на свете.
Король Носатый взошел на престол в возрасте шести лет, как Людовик XIV, и умер почти в столь же преклонном возрасте. Он царствовал с 1759 по 1825 год, то есть 66 лет, включая и свое несовершеннолетие. Все великие события в Европе во второй половине прошлого века и первой четверти века нынешнего произошли у него на глазах. В его царствование вместилась вся жизнь Наполеона. Он стал свидетелем его рождения, возвышения, заката и падения. Фердинанд оказался участником грандиозной драмы, потрясшей мир от Лиссабона до Москвы, от Парижа до Каира.
Носатый не получил никакого образования; его наставник, князь ди Сан Никандро, человек совершенно невежественный, не счел необходимым, чтобы его воспитанник узнал больше, чем он сам. Зато король владел оружием, как святой Георгий, ездил верхом, как Рокка Романа, и стрелял из ружья, как Карл X. Но в программе воспитания короля ни об искусстве, ни о науках, ни о политике не было и речи.
Поэтому за всю свою жизнь Носатый не раскрыл ни одной книги, не прочел ни одного доклада. Достигнув совершеннолетия, он предоставил управление страной своему министру; женившись, он позволил царствовать жене. Он не мог уклониться от присутствия на заседаниях Государственного совета, но запретил, чтобы там появлялась хоть одна чернильница, опасаясь, как бы при виде ее кто-нибудь не вздумал писать. Оставалась еще подпись, которую королю приходилось ставить, по крайней мере, раз в день. В подобном же случае Наполеон сократил свою подпись сначала до пяти букв, потом до трех и, наконец, до одной. Король Носатый сделал лучше — он обзавелся факсимильной печатью.
