— Черт возьми! Черт возьми! — воскликнул я, не найдясь, что ответить на это тройное объяснение. — И прибавьте к этому, — заметил я, желая поддержать разговор, — что у вас остается, по-моему, всего неделя.
— И что музыканты еше не репетировали увертюру, — сказал Рюольс.
— Ну, оркестр меня не беспокоит, — возразил Феста.
— И что актеры еще не репетировали вместе, — прибавил автор.
— О, у певцов дело всегда пойдет, — успокоил его Дюпре.
— И у меня не будет ни сил, ни терпения провести последнюю репетицию.
— Не беда, я ведь здесь! — вставая, воскликнул Доницетти.
Рюольс подошел к нему и протянул ему руку:
— Да, вы правы, я нашел настоящих друзей.
— И, что еще важнее для успеха, вы написали прекрасную музыку.
— Вы так думаете? — спросил Рюольс со свойственными ему наивностью и скромностью.
— Пойдемте на репетицию, — сказал Дюпре.
В самом деле, все произошло так, как и предсказывали Феста, Дюпре и Доницетти. Оркестр с ходу сыграл увертюру; певцов, привыкших работать вместе, надо было только свести друг с другом, чтобы у них возникло взаимопонимание, а Рюольс, умиравший от усталости, доверил провести три последние репетиции автору "Анны Болейн".
Я вернулся из театра под сильным впечатлением. Я думал, что буду присутствовать при ученическом опыте, а услышал произведение мастера. Обычно мы невольно составляем себе суждение о тех или иных творениях по их авторам, и, к несчастью, суждение это определяется тем, что авторы думают о себе сами. Рюольс же был самым простым и самым скромным автором из всех, кого я знал. В течение трех месяцев, что мы были знакомы, я ни разу не слышал от него ни дурного слова о других, ни, что еще более удивительно для человека, сочинившего свое первое произведение, похвалы себе. Обычно я гораздо чаще встречался с самолюбием у молодых людей, еще ничего не добившихся, нежели у людей, достигших положения, и пусть простят мне этот парадокс, но я считаю, что ничто не лечит гордыню лучше, чем успех. Поэтому я ждал дня первого представления уже с большей уверенностью. И он настал.
Театр Сан Карло в день гала-спектакля являет собой великолепное зрелище. Огромный и мрачный зал, который выглядит печально для французского глаза в дни обычных представлений, в торжественных случаях оживает благодаря снопам свечей, горящих у каждой ложи. Тогда видно женщин, чего не бывает в те дни, когда зал плохо освещен. Разумеется, это не туалеты в Опере и не мода в театре Буфф, но это такое изобилие бриллиантов, о каком во Франции и понятия не имеют. Глаза итальянцев тоже сверкают, как бриллианты, двор — в парадном облачении, и самая шумная публика во вселенной собирается если не в самом красивом, то уж в самом большом зале мира.
