Дюма. Том 66. Путевые впечатления. Корриколо | страница 33
Импресарио не владел собой от радости, он бросился на шею Россини, принес ему трогательные и искренние извинения за хитрость, к которой ему пришлось прибегнуть, и попросил маэстро закончить свое творение, присутствуя на репетициях.
— Я сам приеду к артистам, — непринужденным тоном ответил Россини, — и стану репетировать с ними роли. Что касается господ оркестрантов, я буду иметь честь принять их у себя!
— Ну что ж, мой дорогой, ты сумеешь с ними поладить. В моем присутствии нет необходимости, и я буду восхищаться твоим шедевром на генеральной репетиции. Еще раз прошу простить меня за то, как я себя повел.
— Ни слова об этом, не то я рассержусь.
— Итак, до генеральной репетиции?
— До генеральной!
Наконец наступил день генеральной репетиции: это было накануне того знаменитого 30 мая, стоившего Барбайе стольких переживаний. Певцы были на сцене, музыканты заняли места в оркестре, Россини сел за рояль.
Несколько элегантных дам и десяток счастливчиков занимали ложи авансцены. Сияющий и торжествующий Барбайя потирал руки и, посвистывая, прохаживался по театру.
Сначала сыграли увертюру. Бешеные аплодисменты потрясли своды Сан Карло. Россини встал и поклонился публике.
— Браво! — крикнул Барбайя. — Переходим к каватине тенора.
Россини вновь сел за рояль, воцарилась тишина, первая скрипка подняла смычок, и вновь заиграли увертюру. Аплодисменты, еще более восторженные (если это только было возможно), разразились по ее окончании.
Россини встал и поклонился публике.
— Браво! Браво! — повторял Барбайя. — Теперь переходим к каватине.
Оркестр в третий раз принялся играть увертюру.
— Ах так! — в раздражении воскликнул Барбайя. — Все это прелестно, но мы не можем сидеть на увертюре до завтра. Переходите к каватине.
Но, несмотря на приказ импресарио, оркестр вновь начал играть ту же увертюру. Барбайя набросился на первую скрипку, схватил его за воротник и прокричал ему в ухо:
— Какого дьявола вы целый час играете одно и то же?
— Да мы играем то, что нам дали! — ответил скрипач с флегматичностью, которая сделала бы честь и немцу.
— Так переверните же страницу, дурак вы эдакий!
— Переворачивай, не переворачивай, тут есть только увертюра.
— Как это только увертюра?! — побледнев, воскликнул импресарио. — Так это был чудовищный розыгрыш?