Вечером Россини поужинал с большим аппетитом, воздав должное столу импресарио как человек, совершенно забывший об утреннем разговоре. Выйдя из-за стола, он приказал своему слуге разбудить его на рассвете и приготовить лодку для поездки в Фузаро. После этого он заснул сном праведника.
На следующий день на пятистах колокольнях, которыми владеет благословенный город Неаполь, пробило полдень, а слуга Россини все еще не поднялся к хозяину; солнечные лучи пробивались сквозь жалюзи. Россини, внезапно проснувшись, сел в кровати, протер глаза и позвонил: шнур звонка остался у него в руках.
Он покричал в окно, выходившее во двор, — вокруг царила тишина, словно в серале.
Он толкнул дверь своей комнаты, но дверь не поддалась: она оказалась замурована снаружи!
Тогда Россини, подойдя к окну, заорал во все горло, призывая на помощь, крича, что его предали, заманили в ловушку! В ответ на его жалобы не отозвалось даже эхо, ибо стены дворца Барбайи не пропускали звуков.
У Россини оставался только один выход — прыгнуть с пятого этажа, но надо сказать, к чести композитора, что подобная мысль ни на мгновение не пришла ему в голову.
Через добрый час в окне четвертого этажа показался колпак Барбайи. У Россини, не отходившего от окна, появилось желание бросить в импресарио черепицей; но он удовольствовался тем, что стал осыпать его проклятиями.
— Желаете ли вы чего-нибудь? — вкрадчивым тоном спросил Барбайя.
— Я хочу немедленно выйти.
— Вы выйдете, когда будет готова ваша опера.
— Но это самоуправство!
— Самоуправство, если хотите, но мне нужна опера.
— Я пожалуюсь на вас артистам, и тогда посмотрим.
— Я наложу на них штраф.
— Я извещу об этом публику.
— Я закрою театр.
— Я дойду до короля.
— Я подам в отставку.
Россини увидел, что попался в собственные сети. Поэтому, пересилив себя, он сменил тон и манеры и сказал спокойно:
— Я принимаю шутку и не сержусь. Но могу ли я узнать, когда мне будет возвращена свобода?
— Когда мне будет вручена последняя сцена оперы, — ответил Барбайя, сняв колпак.
— Хорошо, сегодня вечером приходите за увертюрой.
Вечером Барбайе, как и было обещано, вручили нотную тетрадь, на которой большими буквами было написано: «Увертюра к „Отелло V
В то мгновение, когда Барбайя получил первую посылку от своего узника, гостиная импресарио была заполнена музыкальными знаменитостями. Гости сразу же уселись за рояль, стали разбирать новый шедевр и пришли к заключению, что Россини не человек, что он богоподобен и творит легко и без усилий, одной своей волей. Барбайя, почти обезумев от счастья, вырвал ноты из рук поклонников и отправил их переписчикам. На следующий день он получил новую тетрадь, на которой было написано:
