Я полагаю, что принимать у себя иностранцев г-на Мартино Дзира побуждает прежде всего желание показать им свои сокровища, а размещает и кормит он их применительно к обстоятельствам. Правда, в конце их пребывания в «Виттории» им все же выставляют сумму их расходов: она может доходить примерно до ста экю, двадцати пяти луидоров, до тысячи франков, что тоже правда; но происходит это лишь потому, что постояльцы сами просят счет. Если бы они этого не делали, то, думаю, г-н Мартино Дзир, погруженный в созерцание картин, занятый оценкой фарфора или расшифровкой автографов, забыл бы им его послать.
Поэтому, когда изгнанный из Алжира дей прибыл в Неаполь вместе со своими сокровищами и гаремом, он, будучи наслышан о репутации г-на Мартино Дзира, велел препроводить себя прямо в гостиницу «Виттория», где снял три верхних этажа — то есть четвертый, пятый и чердак.
Четвертый этаж предназначался для его офицеров и свиты.
Пятый — для самого дея и его сокровищ.
Чердак был занят гаремом.
Прибытие дея оказалось для г-на Мартино Дзира настоящей удачей, но вовсе не потому, что, как можно было подумать, алжирец собирался потратить в гостинице немалую сумму, а благодаря несметному количеству оружия, нарядов и драгоценостей, которые тот привез с собой.
Через неделю Хусейн-паша и г-н Мартино Дзир стали лучшими друзьями и не расставались друг с другом. Если вы видели одного, тут же следовало ожидать появления другого. Орест и Пилад и то не были столь неразлучны, Дамон и Пифий не были столь преданы друг другу. Длилось это четыре или пять месяцев. За это время в честь его светлости было дано множество праздников. На одном из этих праздников, у князя ди Кассаро, дей, увидев неистовый котильон, спросил у князя ди Трикази, зятя министра иностранных дел, почему тот, будучи столь богатым, берет на себя труд танцевать самолично.
Дей весьма любил развлечения подобного рода, ибо был крайне восприимчив к красоте, разумеется к красоте в его понимании. Однако у него была необычная манера проявлять свое презрение и восхищение. В зависимости от полноты или худобы той или иной особы он говорил:
— Госпожа такая-то не стоит и трех пиастров. Госпожа такая-то стоит больше тысячи дукатов.
В один прекрасный день все с удивлением узнали, что Мартино Дзир и Хусейн-паша поссорились. Вот что послужило поводом к их взаимному охлаждению.
Как-то утром повар Хусейн-паши, красавец-негр из Нубии, черный как сажа и блестевший так, словно его покрыли лаком, спустился в кухню и потребовал самый большой нож, какой только имелся в гостинице.
