. Когда умер сам Демерт, его собратья по перу описали его безвременную и загадочную смерть в терминах общего для всей профессии языка. Так, в воображении коллеги-публициста (Скабичевского) тело обозревателя Демерта — вскрытое тело безымянного арестанта — слилось с телами преступников и самоубийц, судьбу которых Демерт описывал в своих хрониках: «А где его могила? И есть ли у него могила? Может быть, его, как безвестного арестанта, умершего в части, отправили в университетский анатомический кабинет и там распотрошили рядом с трупом одного из жуликов, с которыми он был захвачен»
[342]. В конце концов личность, жизнь и смерть журналиста были поглощены сетью метафор, которую он сам сплел
[343].
В обсуждениях темы самоубийства в русской печати 1860–1880-х годов нашли выражение различные социальные, научные и философские проблемы и различные идеологические позиции. Образы обезображенного тела самоубийцы, часто появлявшиеся на страницах газет и журналов, стали эмблемой разложения социального тела — русского общества эпохи Великих Реформ. Для позитивистов самоубийство было пробным камнем в принципиальном вопросе о свободе воли (и сильным аргументом в пользу детерминизма). Их противники видели в самоубийстве результат позитивистского мировоззрения. Для них судьба самоубийцы отражала судьбу общества, лишенного религии, — тело, лишенное души, само собой обращающееся в ничто. Для позитивиста тело самоубийцы представляло роковую загадку и трагический упрек — свидетельство недоступности знания о причинах явлений душевной жизни, следы которой оставались неуловимыми в материи. Сознание бессильности человека определить причинно-следственные связи привело к тому, что надлежащее, но ускользавшее объяснение было найдено в самом дискурсе, которым пользовались русские публицисты, — тело самоубийцы приобрело вторую жизнь как культурный символ.
* * *
Аппендикс. В двадцатом веке: эпидемия 1906–1914 годов
В начале двадцатого века, вскоре после революции 1905 года русская печать вновь наполнилась сообщениями об эпидемии самоубийств. Тема самоубийства буквально наводняла русскую печать вплоть до 1914 года, когда с началом первой мировой войны она практически исчезла и со страниц газет и журналов, и из профессиональных публикаций. Как и в 1860–1880-е годы, в 1900-е годы внимание современников привлекла именно повторяемость и регулярность числа самоубийств, осмысляемая как «эпидемия»: «Увеличение за последнее время самоубийств привлекло к себе общее внимание. Настоящий год представляется в этом отношении исключительным. Мы встречаемся не только с значительным количеством самоубийств, но и с эпидемическим их характером», — писал в 1908 году в педагогическом журнале «Вестник воспитания» доктор И. Майзел
