— Ульянов — великий артист. Во всех ролях, в абсолютно разных характерах, будь то маршал Жуков или Тевье-Молочник, белый генерал или председатель колхоза, он везде достоверен! Ни грамма фальши!
— А Евстигнеев! — восторженно воскликнула Софья. — Эпизод, но как он его сыграл!
Беседуя, мы неторопливо дошли до железнодорожного полотна, пересекающего Среднефонтанскую, быстро пересекли шпалы, прошли мимо ликёроводочного завода. Увлёкшись разговором, я напомнил Софье о судьбе белоэмигрантов, поверивших пропаганде большевиков и вернувшихся в Россию:
— Они оказались меж двумя наковальнями. Офицеров расстреляли в порту, солдат отправили умирать в сибирские концлагеря.
— М-да, — печально согласилась Софья, нежно взяв меня под руку, — кровавая эпоха была. Никого не пожалела диктатура пролетариата.
— Диктатура или тирания — один хрен.
— Ну, да. Не пожалела. В царские времена репатриантам повезло больше. Под Одессой, в сёлах, расположенных вдоль Куяльницкого и Хаджибеевского лиманов, живут потомки запорожцев, после запрета Подпиленской Сечи записавшихся в Черноморское казачье воинство. Казаки участвовали в русско-турецких войнах, отличились при штурме Хаджибея и Измаила. В награду за воинскую доблесть Екатерина Вторая позволила им основать в прибрежных степях селения-форпосты. Нынешнее село Нерубайское — одно из них. Там, кстати, поселились казаки-эмигранты, вернувшиеся в Малороссию после ликвидации Задунайской Сечи.
— Откуда такие данные?
— От Гриши. Он познакомился с охранником санатория «Куяльник», потомком запорожцев, его родственники более ста лет живут на Западном побережье Америки.
— Ничего себе! — изумился я пронырливости Дорошенко.
— Охранник работает по скользящему графику: сутки через трое, — откровенничала Софья. — Когда он отдыхает, Гриша заезжает к нему в Нерубайское и застольем скрепляет дружбу.
— Ну и пройдоха! — воскликнул я с восхищением.
Кивком головы Софья согласилась с характеристикой ловкача. Похвала подтолкнула её продолжить рассказ.
— Он кое-что разузнал. Охранник рассказал, что в Задунайской Сечи, жило три брата. После ликвидации Сечи старшие братья помыкались на чужбине и в середине девятнадцатого века осели в Причерноморье. Охранник — потомок одного из них. А самый младший брат оказался упёртым — не пожелал служить царю и уехал в Америку.
— Понятно… — процедил я сквозь зубы. — Ход Гришиных мыслей ясен. Они переписываются?
— Кто «они»? — уточнила Софья.
— Охранник и заокеанские родственники.
