— Секретная беседа не любит свидетелей.
— То, что знают трое, нельзя сохранить в тайне, — согласился Салман.
Я зашёл на кухню и, попросив Софу и Гришу разговаривать тихо и не высовываться, плотно закрыл кухонную дверь. Вернулся к гостю, когда он перекладывал пистолет из одного кармана в другой.
— Не волнуйся, — сказал он, поймав обеспокоенный взгляд. — Пистолет заряжен холостыми патронами.
После безумной просьбы трёхмесячной давности признать независимость Ичкерии, ставшей причиной разлада в моей семье, я мог ожидать от него любого подвоха, включая приглашение самому посетить столицу Ичкерии.
«Праправнук Бонапарта должен дополнить список мировых лидеров, наряду с Гамсахурдиа и Жириновским, посетивших в трудные дни генерала Дудаева, — бодрился я, не отводя глаз от оттопыренного кармана воинствующего гостя, в котором затаился пистолет с якобы холостыми патронами, и кисло шутил, мысленно обнадёживая себя. — Фото Евгения Ривилис, одетого в чеченскую национальную одежду, пожимающего руку генерала, займёт достойное место в экспозиции грозненского историко-краеведческого музея».
— Пистолет — это часть национальной одежды, — успокаивал Салман. — На свадьбах у нас принято стрелять в воздух.
«Кто вторично поверит его сладким речам? Это дымовая завеса, под прикрытием которой шустрый чеченец вернулся за Софьей». Я напряжённо сжал губы, сожалея, что бутылка выбрала для самопожертвования мостовую. Пистолет напоминал о себе, и я подумал, что бутылка совершила бы подвиг, разбившись об голову адъютанта.
Гость, похоже, умел читать мысли, но владел русским языком недостаточно хорошо и буквы складывал медленно. Схватив ключевые слова начала фразы, он не дочитал до конца, и на родной язык перевёл мысль неточно. Кивком головы Салман указал на разбитое стекло:
— На вас было покушение?
— К делу это не относится, — досадно сморщился я. — С чем пожаловали на этот раз?
Салман встрепенулся и торжественным тоном объявил:
— Президент Чеченской Республики предлагает вам пост чрезвычайного и полномочного посла Ичкерии во Франции.
От изумления я застыл и приоткрыл рот, не зная, что и сказать по этому поводу. Не обращая внимания на обалдевшего и растерянного собеседника, Салман возбуждённо затараторил:
— Мы зажаты между Грузией и Россией. О нас забыли! Мы никому не нужны! Ельцин объявил нам войну! Бомбит города и сёла! А Европа занята боснийской проблемой! Где справедливость? Америка твердит о правах хорватов в Сараево, а у нас — бушевал Салман, — с молчаливого одобрения Клинтона права человека нарушаются ежечасно.
