— Мальчики, вы голодны? Приготовить вам что-нибудь? — спохватилась Софья, вспомнив, что на этой кухне провела лучшие свои годы. Она бодро открыла холодильник и от удивления замерла.
— Не густо. Божьим духом питаетесь, что ли?
Вместо ответа в уши хлёстко ударил дверной звонок.
— Сидите, — я нехотя поднялся со стула и, не наученный прежним опытом, что сперва надо глянуть в глазок, открыл дверь.
На пороге стоял адъютант генерала Дудаева, укативший три месяца назад вместе с моей женой. Я недовольно скривил лицо: встреча с нежеланным гостем не сулила приятных минут.
— Можно к Софье Михайловне? — без тени смущения поинтересовался пришелец.
— Во-первых, здороваться надо. А во-вторых, если вы к моей жене, то она в отъезде, — резко ответил я, закрывая дверь перед носом незваного гостя.
— Простите, — Салман выставил ногу, мешая закрыть дверь. — Вначале я хотел бы переговорить с вами. Дело государственной важности.
Он легко отстранил меня, бесцеремонно вошёл в квартиру, без спроса быстро осмотрел комнаты, на ходу бросив: «не беспокойтесь, это в целях вашей же безопасности», — на кухне сердечно поздоровался с Софьей и кивком головы с Гришей. Затем он воспользовался туалетом и в гостиной, когда мы остались одни, справился, является ли наш гость шпионом Москвы. Дожидаться ответа не стал. Ещё раз, извинившись за нежданный визит, он попросил о конфиденциальной беседе, обусловив её личной просьбой генерала Дудаева.
После каждой ли такой просьбы язык леденеет и примерзает к нёбу? Или внезапная растерянность парализовала мозг и заставила тело подчиниться внешнему управлению? Подчас обстоятельства выше нас. Ной также не рассуждал, когда Всевышний приказал ему соорудить ковчег и со всей челядью добровольно запереться под домашний арест. Его сыновья и невестки могли бы возмутиться и отказаться от добровольного спасительного заточения — вне ковчега у каждого наверняка были друзья и подруги… Грешные и не очень… Младенцы, едва появившиеся на свет, весь грех которых состоял в том, что они исправно, раз двадцать на день пачкали постель «детскими неожиданностями». Но не возопили же они к Господу с мольбой о спасении. Не разделили с невинными младенцами печальную судьбу человечества. С безразличием отвернулись от них, расслабились и, не попрощавшись с друзьями, молча вошли в ковчег и поплыли по течению, отдавшись воле Творца.
За тридцать секунд пока Салман произносил приветственный монолог, я не мог пролистать в памяти историю человечества. Но инстинкт самосохранения, приобретённый от Ноя и его потомков, — «попав в переплёт, расслабься и действуй спокойно, по обстоятельствам» — сквозь толщу веков дошёл и до Евгения Ривилис. Шок прошёл. Язык оттаял и зашевелился. Я немедленно этим воспользовался:
