Корешок отшатнулся.
— Не хочешь? Ну, как хочешь. Наш девиз — свобода! В розницу дороже! Оптом, оптом, налетай! Ну, кто первый?
Некоторые китайцы и маньчжуры рылись в поясных ремнях, вытаскивая деньги.
Вдруг голоса стихли, толпа расступилась, давая дорогу сухощавому китайцу, в шелковой черной шапочке, с длинной лоснящейся косой, ниспадавшей до поясницы, в черной кофте, в новых матерчатых туфлях. Он подошел к американцу, что-то негромко сказал ему, и тот обрадованно заорал:
— Сразу видно, что купец! Это — по-американски! Джекоб, он у меня берет все, оптом.
Китаец повел солдат за собой, свернул во двор, где конь с завязанными глазами, прихрамывая на одну ногу, ходил по кругу, вращая примитивную мельницу, и бесшумно отворил дверь бамбуковой хижины, на коньке которой были привязаны хугу — кости тигра, предохраняющие от злых духов. Хозяин вошел первым, за ним — американец. С несколькими любопытными китайцами робко переступили порог и мальчики.
Внутри помещения царил полумрак, стены были черные, в нос бил горький запах опия. На стене висел продолговатый плакат, на котором иероглифами было написано: «Когда опийная трубка в твоих руках, ты владыка колесницы в облаках счастья». На столике стояли две статуэтки: деревянная — бог опиекурения и бронзовая — бог богатства. Перед ними день и ночь горели душистые палочки. Синий дымок поднимался вверх и стлался по закопченному потолку: джангуйда — хозяин этого заведения — просил бога богатства послать ему побольше серебряных даянов. В разных местах на кане[8] лежало несколько китайцев и маньчжуров. Слуга принес двум из них трубочки и иголки. Китайцы разогрели черные с горошину шарики опия и положили их в отверстия трубок. Прошло немного времени, и курильщики пришли в полусонное состояние.
У самых дверей лежал только что проснувшийся маньчжур со взъерошенными волосами. Вид у него был изнуренный, кожа походила на пергамент. От постоянных уколов морфия на груди образовались сплошные кровяные струпья и гнойные язвы. Бедняга хрипло закашлялся, тяжело задышал и опять лег на кан.
Хозяин сел за бамбуковый столик и предложил американцам выпить из фаянсовых белых чашечек ханшина. Пока он торговался с владельцами морфия о цене, Джекоб, принявший в ногу укол, вытянулся на циновке и крепко уснул.
Ванька расстегнул ворот ситцевой синей рубахи, вытащил прокламацию и незаметно оставил ее на нарах: «Пусть почитают и китайцы», потом дернул Корешка за руку и вывел его из притона.
