— Опять недостача? Ну ладно, не переживай так сильно. Я с папкой поговорю. Он добрый. Только с виду такой строгий. Кавказская натура.
— Боюсь, не поможет тут никакой твой папка, Зинок. Наливай.
— Хватит тебе, наверное.
— Не-е... Тут, тут горит все, — Скирдюк стукнул кулаком в грудь.
Он выпил, уронил голову на руки, сперва еще поддерживал ее ладонями, но вскоре лег щекой на скатерть. Зина не тревожила его. Сидела рядом, перебирая пальцами волосы Скирдюка. Видно было, что он борется с тяжким хмельным сном. То и дело поднимал он тяжелый взгляд на часы, на миг в его покрасневших глазах мелькала тревога, но тут же он впадал в забытье вновь. Ненадолго. Снова начинал возить лицом по скатерти, бормотал непонятное, вскрикивал сдавленно, будто чьи-то сильные пальцы сжимали ему горло:
— Ну и ...с ним! Катился бы он ко всем... Не пойду никуда! Нет...
Зина терпела непристойности, которыми перемежалась больная речь Скирдюка, однако, как она и предвидела, на пороге спальни появился Мамед Гусейнович.
— Ты почему безобразничаешь? — вопросил он гневно. — Мой дом тебе пивная, да?
— Не надо, папа, — жалобно попросила Зина, — он же не понимает сейчас ничего.
— Зато ты хорошо понимаешь! — еще раздраженней вскричал Мамед Гусейнович. — Это же надо: моя дочка сидит, слушает такую грязь! А ну, марш к себе в комнату.
— Он же упадет где-то по дороге, папа.
— Никто его пока не выгоняет. Мы, слава богу, люди. Пусть ляжет на кушетку, спит себе.
Скирдюк поднялся. Он смотрел не на Мамеда Гусейновича, а на часы. Взгляд его был по-прежнему мутен, но произнес он решительно:
— Не останусь я. Пойду. Извиняйте, когда что не так.
Зина подбежала и взяла его под руку.
— Степа!
— Тебе что было сказано? — накинулся на нее Мамед Гусейнович.
Скирдюк вдруг поклонился, покачнувшись, в пояс.
— Прощевайте, — произнес он глухо и вышел.
Начинался четвертый час первого дня 1943-го года.
Небо над невидимыми горами было еще не тронуто синевой. Скирдюк прихрамывал более обычного. Он шел к станции, и путь его мог лежать через Набережный поселок, где жила Наиля Гатиуллина. И, снедаемый желанием вывести на чистую воду неверного жениха своей любимой дочери, следовал за ним Мамед Гусейнович Зурабов. Он не знал, в каком именно бараке проживает жалкая соперница, из-за которой тем не менее пролила нынче столько слез его Зина, однако не сомневался, что Скирдюк направляется к ней, и был удивлен, когда, миновав глиняный поселок, старшина, еще более замедлив неровный шаг, словно нехотя, повернул направо — вдоль насыпи к станции.
