И в первый день Нового года утренний поезд должен был отправиться в Ташкент как обычно в половине пятого. В небольшом, едва ли шире обычной жилой комнаты, станционном зале сидели на двух скамьях спинами друг к другу мужчины и женщины в телогрейках, в грубой обуви. Почти все они дремали, используя минуты ожидания для отдыха перед трудным днем, хотя слышно было, кое-кто и переговаривался негромко. Обсуждали последние вести с фронтов и радовались, что немцев бьют теперь повсюду. Кто-то внушал своему товарищу:
— В инструментальный зайдешь, спросишь Мирагзамова. Запомни: Мир-аг-за-мов. Скажи, что у тебя шестой разряд. Он тебя сразу на самостоятельную работу поставит. Значит, Мирагзамов.
В выстуженном зале царил кислый запах карболки, отсыревшей известки, махорочного дыма, хотя никто здесь не курил, опасаясь милиционера, который то ходил вдоль колеи, то заглядывал в зал. Большинство пассажиров топталось на перроне, тоскливо вглядываясь в темноту, где одиноко светился красный глаз светофора, перечеркнутый реденькими нитями лениво сыплющегося снежка.
Роман стоял поодаль, прижавшись к глухой стене склада. Там же, где и в прошлый раз. Он молчал, хотя и видел Скирдюка.
— С Новым годом, так сказать, Рома, — произнес, упираясь ладонью в холодный кирпич, Скирдюк.
— Ты, я вижу, хорошо его начал, — откликнулся Роман, глядя куда-то в глухое небо над станцией. — Ну, что скажешь?
— Выпила, — Скирдюк облизал сухие губы и поклялся: — Ей-богу! Все...
— Усе, — передразнил Роман украинское произношение Скирдюка и сжал его плечо. — Пошли тогда проведаем девочку. Время до поезда еще есть.
— Какая такая нужда? — Скирдюк еще пытался возражать. — И потом — соседи увидеть могут.
— Что увидят они? К вольной бабенке два мужика завернули. Да и дрыхнут все, наверное.
Роман шел впереди, находя дорогу так уверенно, будто провел здесь всю жизнь. Скирдюк едва поспевал за ним. Дыхание близкой беды коснулось его. Он стал почти трезв.
Миновав овраг, они поднялись к поселку. Не доходя до барака, Роман повернулся к Скирдюку:
— Шагай, а я посмотрю, что там дальше будет.
— А ежели она закрылась?
Роман просвистел в самое ухо ему:
— Вот ты, сучка, и проболтался! Она что же — воскресла, чтоб дверь за тобой запереть?
— Кто его знает? Оно ж действует не тут же, — бормотал Скирдюк.
— Пошел вперед, слякоть! — Роман ткнул его в бок. — Или я — сам... Только начну все-таки не с нее, а с тебя.
Спотыкаясь, Скирдюк заспешил к двери.
