Он посмотрел мне прямо в глаза.
— Хорошо, отец, — сказал я.
Но я, конечно, ни о чем забыть не смог. Мистер Хирон хотел, чтобы я доставил данные разведки или еще что-то столь же важное. Ночью, лежа в постели на чердаке, я думал только об этом. Конечно, идти в Фэрфилд с секретным донесением было опасно, но желание сделать что-то особенное пересиливало страх. Сэм сейчас переживает удивительные приключения; когда он вернется домой, он наверняка расскажет множество страшных историй о службе в армии, о сражениях и обо всем, что с ним происходило. Мне тоже хотелось чем-нибудь похвастать перед ним. Почему ему одному должна достаться вся слава? Мне тоже хотелось хотя бы немного славы, хотелось, чтобы Сэм уважал меня и гордился мной, чтобы он перестал считать меня ребенком. Я не мог одерживать победы в спорах, но мог быть таким же храбрым и мужественным, как Сэм, и совершать отчаянные поступки.
Я рассердился на отца за то, что он меня не отпустил. Это было нечестно, Сэм же пошел воевать! Я ударил кулаком по кровати. В этот момент я как-то забыл о том, что отец не разрешал Сэму идти на войну и брат просто сбежал.
На следующее утро я продолжал думать обо всем этом, когда доил Старуху Прю, и чем больше думал, тем сильнее злился. Подоив Прю и выгнав ее на пастбище, накормив цыплят и собрав яйца, повесив молоко над колодцем, чтобы оно остудилось, к концу дня я просто кипел от злости. Нечестно, несправедливо было так со мной поступать! Когда я вернулся домой, я был полон решимости спорить с отцом.
Он сидел в пивной за столом и пил чай. Я встал перед ним, изо всех сил стараясь держать спину прямо, посмотрел ему в глаза и сказал:
— Отец, почему я не могу отнести письма мистера Хирона? Вы же тоже на стороне тори!
Он посмотрел на меня, потом подул на чай.
— Потому что я так сказал.
— Я не вижу никаких причин запрещать мне выполнить просьбу мистера Хирона, — упрямо продолжил я.
Отец посмотрел на меня:
— Если ты не прекратишь со мной спорить, то получишь, Тимми.
— Мне наплевать, — ответил я, — если мы считаемся лоялистами, то должны помогать…
Отец со всей силы ударил кулаком по столу, а потом ткнул пальцем мне в грудь.
— Не тебе учить меня, кому мы должны помогать! — воскликнул он.
— Отец…
— Тимоти! Проклятье! Я… — Внезапно отец замолчал на полуслове, и я знал почему. Он вспомнил, как кричал на Сэма, и… Сэм сбежал. Отец испугался, что, если будет кричать на меня, я убегу тоже.
— Пожалуйста, Тим, остынь, — сказал он так спокойно, как только мог, — это опасно. Ты думаешь, что они не тронут тебя только потому, что ты ребенок, но ты заблуждаешься. На этой войне им все равно, ребенок ты или нет, — они убьют тебя, глазом не моргнув, или бросят на тюремный корабль и оставят там гнить. Знаешь, что происходит с людьми на этих кораблях? Они долго не живут. Там свирепствует холера, а если не она, то чахотка или еще что-нибудь пострашнее!.. Тим, это того не стоит.
