– Помилуйте! Я снял перед вами последний покров, обнажил тайное из тайных.
Она вновь посмотрела ему прямо в глаза, но тут же с нетерпеливой поспешностью отвела взгляд.
– Значит, ваше «Обозрение» не раскупают? Знаете, я этому рада. – И, прежде чем он успел возразить, воскликнула: – Нет, она не только большой человек, но человек большой нравственности!
Такое определение он принял всей душой.
– Думается, вы нашли верное слово.
Это подтверждение породило, однако, в ее мыслях в высшей степени странные связи.
– А как она причесывает волосы?
Стрезер рассмеялся:
– Восхитительно!
– Ну это ни о чем не говорит. Впрочем, не важно… Я и так знаю. Она носит их совсем гладко – живой укор всем нам. И они у нее прегустые, без единой седой пряди. Вот так.
Он покраснел: его покоробила натуралистичность, его изумила верность этого описания.
– Вы сущий дьявол.
– Разумеется. А кто же еще? Разве я не сущим дьяволом впилась в вас? Но вам не стоит беспокоиться: в нашем возрасте только сущий дьявол не наводит скуки и тоски, да и от него, голубчика, если по большому счету, не ахти как весело. – И тут же, не переводя дыхания, вернула разговор к исходной теме: – Вы помогаете ей искупать грехи – нелегкая задача, коль скоро за вами их нет.
– Напротив: за ней их нет, – возразил Стрезер. – А за мной – несть числа.
– Ну-ну, – саркастически усмехнулась мисс Гостри, – какую вы из нее делаете икону! А вы? Вы обобрали вдовицу с сиротами?
– На мне достаточно грехов, – сказал Стрезер.
– Достаточно? Для кого? Или для чего?
– Для того, чтобы быть там, где я есть.
– Благодарю вас!
Их прервали: какой-то джентльмен, пропустивший часть спектакля и теперь вернувшийся к концу, протискивался между коленями сидящих и спинками кресел предыдущего ряда; воспользовавшись этим вторжением, мисс Гостри успела, пока вокруг не зашикали, сообщить в заключение, какой смысл извлекла из их беседы.
– Я так и знала, – заявила она, – вы что-то от меня утаиваете.
Это заключение, в свою очередь, побудило обоих по окончании спектакля замешкаться, словно им нужно было еще многое друг другу сказать, и они, не сговариваясь, пропускали остальную публику вперед – в их интересах было переждать. Спустившись в вестибюль, они увидели, что вечер кончился дождем, тем не менее мисс Гостри не пожелала, чтобы ее спутник провожал ее домой. Пусть просто наймет ей кеб: дождливыми лондонскими вечерами она, после бурных развлечений, любит возвращаться в кебе одна, думая свои думы. Это ее золотые мгновения, призналась она, мгновения, когда она накапливает силы. Заминка с разъездом, борьба за кебы у входных дверей давала повод присесть на банкетку в глубине вестибюля, куда с улицы не долетали порывы ледяного промозглого ветра. И здесь приятельница Стрезера вновь не обинуясь заговорила с ним о предмете, который давно уже беспрестанно занимал его собственные мысли:
