Она мгновенно подхватила:
– Иной механизм – не надо морочить мне голову! – который действует так, что вы остаетесь в тени.
– Помилуйте! Мое имя стоит на обложке! – резонно возразил он.
– Да, но вы не ради себя его туда поставили.
– Прошу прощения – именно ради себя мне и пришлось его туда поставить. Это, видите ли, в некоторой степени возмещает крушение надежд и честолюбивых помыслов, расчищает мусорные завалы разочарований и неудач – единственный зримый знак, что я существую.
Она бросила на него быстрый взгляд, словно собираясь многое сказать, но все, что она сказала, свелось к следующему:
– Ей нравится видеть его там. Из вас двоих вы – фигура крупнее. И знаете почему? Потому что не считаете себя таковой. А она себя считает. Впрочем, – продолжала мисс Гостри, – вас тоже. Во всяком случае, в ее окружении вы самое значительное лицо из всех, на кого она может наложить руку. – Мисс Гостри писала вязью, мисс Гостри усердствовала. – Я говорю об этом вовсе не потому, что хочу рассорить вас с ней, но рано или поздно отыщется кто-нибудь покрупнее…
Стрезер внимал, вскинув голову, словно любуясь своей собеседницей и поражаясь ее дерзости и счастливому дару прозрения, тогда как ее заносило все выше и выше.
– А потому вам надо крепить союз с ней, – заявила она и замолчала, словно что-то обдумывая.
– Крепить союз с ней? – повторил Стрезер.
– Да, чтобы не утратить свой шанс.
Глаза их встретились.
– Что вы понимаете под союзом?
– А в чем вы видите свой шанс? Откройтесь мне до конца, и я выложу все, что думаю. Кстати, она очень с этим делом носится?
– С чем? С «Обозрением»? – Он мешкал с ответом, не находя точного слова. И в результате произнес нечто весьма обтекаемое: – Она приносит дань своим идеалам.
– Вот как. Вы отстаиваете высокие цели.
– Мы отстаиваем то, что не пользуется общим признанием, – естественно, в той мере, в какой осмеливаемся.
– И какова эта мера?
– У нее огромна, у меня гораздо меньше. Я ей тут в подметки не гожусь. Она на три четверти – душа всего издания и целиком, как я уже вам докладывал, его оплачивает.
Перед глазами мисс Гостри почему-то возникла груда золота, а в ушах зазвенело от ссыпающихся в кассу блестящих долларов.
– Что ж, вы делаете превосходное дело!
– Только не я! Я тут ни при чем.
Она нашлась не сразу.
– Как же еще назвать дело, за которое вас любят?
– О, нас не дарят ни любовью, ни даже ненавистью. Нас просто благодушно не замечают.
Она помолчала.
– Нет, вы не доверяете мне, – снова сказала она.
