– Может быть, потому, что этот предмет так дурно пахнет – что эта продукция, как вы изволили выразиться, крайне вульгарна, мистер Чэд и не хочет возвращаться домой? Может быть, он чувствует на себе пятно. Не едет, чтобы оставаться в стороне.
– О, – рассмеялся Стрезер, – на это мало похоже – вернее, совсем не похоже, чтобы он чувствовал себя «замаранным». Его вполне устраивают деньги, выручаемые за эту продукцию, а деньги – основа его существования. Он это понимает и ценит – то есть я хочу сказать, ценит то содержание, которое высылает ему мать. Она, разумеется, может урезать ему содержание, но даже в этом случае за ним, к несчастью, останутся, и в немалом количестве, деньги, завещанные ему дедом, отцом миссис Ньюсем, его личные средства.
– А вы не думаете, – спросила мисс Гостри, – что именно это обстоятельство позволяет ему быть щепетильным? Надо думать, он не менее разборчив и в отношении источника – явного и гласного источника – своих доходов?
Стрезер весьма добродушно – хотя это и стоило ему некоторого усилия – отнесся к ее предположению.
– Источник богатств его деда – а следовательно и его доля в них – не отличается безупречной чистотой.
– Какого же рода этот источник?
– Ну… сделки, – поколебавшись, ответил Стрезер.
– Предпринимательство? Махинации? Он нажился на мошенничестве?
– О, – начал Стрезер не то чтобы с воодушевлением, но весьма энергично, – я не возьмусь его аттестовать или описывать его дела.
– Боже, какие бездны! А покойный мистер Ньюсем?
– Что вам угодно знать о нем?
– Был таким же, как этот дедушка?
– Нет, он придерживался противных взглядов. И вообще, был совсем иного сорта человеком.
– Лучше? – не унималась мисс Гостри.
Стрезер замялся.
– Нет, – вырвалось у него после паузы.
– Благодарю вас, – отвечала его спутница, и ее немой комментарий к охватившим его сомнениям был достаточно выразителен. – Ну так разве вы не видите, – продолжала она, – почему вашего молодого человека не тянет домой? Он глушит в себе чувство стыда.
– Стыда? Какого стыда?
– Какого стыда? Comment donc?[11] Жгучего стыда.
– Где и когда, – спросил Стрезер, – вы в наши дни встречали чувство жгучего – да и вообще какого-либо – стыда? Те, о ком я говорю, поступали как все и – исключая разве древние времена – вызывали только восхищение.
Она тут же поймала его на слове:
– И у миссис Ньюсем?
– Ну я не могу отвечать вам за нее!
– И среди подобных дел, – да еще, если я верно вас поняла, извлекая пользу из них, – она остается все такой же исключительной?
