«Видишь, что ты наделал?» — обвинил мыслечервя мальчишка.
«Ты сам виноват, потому что сопротивлялся».
«Но ведь ты заставлял меня убить ребёнка! Ты по-настоящему спятил! Уходи!!!»
«Ты ещё не закончил, — возразил невидимый собеседник. — Я уйду лишь после того, как получу её!»
«Кого?»
«Малышку Дороти», — произнёс голос и громко расхохотался.
* * *
Прошло пятнадцать лет, и с тех пор список жертв Кэйла значительно увеличился. Он превратился в серийного убийцу, но научился балансировать на грани безумия. Весь год мужчина жил жизнью обычного человека, который исправно ходит на работу, платит налоги, совершает покупки, одним словом, ничем не отличается от миллионов других людей, и лишь осенью (в конце октября — начале ноября) на него надвигалось затмение.
Он научился владеть ситуацией, в отличие от того досадного случая, когда мать и тётка застали его во время приступа. К счастью, родственница так испугалась, что на следующий же день уехала под каким-то невинным предлогом, тем самым, сохранив жизнь Дороти. Но это не спасло Кэйла от убийства, потому что голос жаждал крови, и мальчишка, в конце концов, прикончил бездомного бродягу.
Проблема заключалась в том, что с каждым годом аппетит мыслечервя только разрастался. Голос начал требовать всё больше и больше.
Убийца знал, что эта осень выдастся особенно кровавой. Голосу потребуется как минимум три, а то и пять мёртвых тел. Пока мужчина ещё контролировал себя, но очень скоро всё изменится, и в вечерних выпусках новостей опять замелькают шокирующие кадры с мест его преступлений.
* * *
Кэйл ввалился в квартиру и буквально рухнул на диван, не снимая верхней одежды. Его сразила усталость, которая накапливалась в течение всего дня, и теперь он позволил себе маленькую прихоть полежать в тишине, абсолютно ничего не делая.
Его холостяцкое жильё было обставлено лишь самой необходимой мебелью, без ненужных излишеств. Если бы сюда однажды ворвалась полиция, то служителям закона не удалось бы уличить хозяина в тех преступлениях, которые он совершал каждую осень. Никаких глазных яблок, помещённых в банки с формалином, никаких абажуров из человеческой кожи, никаких шкатулок с коллекцией предсмертных фотографий. Кэйл Андерсен не относился к числу больных фетишистов, обладающих патологической потребностью хранить вещественные подтверждения своих кровавых подвигов. Для него более всего подошло бы сравнение с клептоманом, который ворует не ради наживы, а потому что не может устоять перед желанием положить тот или иной предмет в карман, с той лишь разницей, что мужчина покушался не на чужие предметы, а на чужие жизни.
