Ноябрь — пастух и зверолов..
Вгоняет лиственное стадо,
В озноб костров…
* * *
Костры по всей Руси.
У них зэка…греют кости.
Сизый ветер.
Снег.
Мелкий.
Колючий.
Подлый.
Тающий.
Косо летящий над Россией.
Над хмурыми деревушками.
Вековыми.
Смурными.
Пьяными.
Хилыми.
Хворыми.
Зажатыми мохнатой бедой.
Эшелоны прорезают Россию.
Эту снежную массу.
Точно хотят от нее уехать.
Будто это возможно.
Васька любил эту Россию…
Эту Русь — былинную.
Лубочную.
Сказочную…
Березовую.
Зовущую.
И бросал в нее летящую…
Стозвонное, немое:
Зо — Я! Это я, Вас — Я!
Эхо гасло в торфяных болотах.
Стучали колеса.
Шел этап.
Эшелон шел чрез срединную Россию. Стук колес навевал горькие думы на пассажиров «столыпина».
— Это было во вторник,
В день смурной и дождливый.
За дубовым столом, восседал прокурор.
А на чёрной скамье, а на скамье подсудимых,
Сидит дочь его Нина и молоденький Вор!
— тихонько, мурлыкая, больше себе под нос, напевал «Пеца» и негромко ругался, для отвода души.
— Что за жизнь катит Васька, чует моё сердце, кранты Ворам подкатывают.
— С чего такое мнение? — так же негромко, чтобы слышал только лежащий рядом бок о бок на втором ярусе «Пеца», спросил Васька.
— Ты хоть и молод, но не можешь не чувствовать, в тебе «чуйка» есть. Посмотри по сторонам.
Пеца снова запел:
— И катилась слеза, по щеке уркагана,
За слезами в глазах, не видать ни рожна.
Не напишут романа, о любви уркагана,
Воровская любовь, никому не нужна.
Васька неотрывно глядел в зарешетчатое, опутанное колючей проволокой окно на летящую мимо Россию и тянул в себя холодный, ноябрьский запах далекой гари, сырых листьев, подступающей зимы.
Мимо окна пролетали серые, сбросившие летний, веселый наряд перелески, замеревшие в тревоге унылые деревушки. Жизнь казалось, замерла по обе стороны скрежещущего эшелона и невольно наворачивались мысли, что посреди этой пустой страны, только они одни и остались живы — едущие в этом вагоне.
Снизу, какой-то малолетка тянул тоненьким нарочитым фальцетом:
— Я пишу тебе голубоглазая,
Может быть последнее письмо.
Никому его ты не показывай,
Для тебя написано оно…
В свои двадцать два года Васька обладал пытливым умом, был очень решительным и не по годам рассудительным. Как-то Вор Резанный сказал ему: — Мы Воры в Божьем законе, помни об этом. Когда мы уйдём, ты понесёшь Закон дальше. Ты сам должен быть прозрачным как бриллиант и только тогда сможешь быть хранителем Закона.
— Говорят, что ты голубоглазая,
Рестораны стала посещать,
Говорят, что ты подруга милая,
