Арсений, от природы поразительно совестливый, стыдливый парень, краснел, слушая Ванькины рассказы, лицо его покрывалось красными пятнами, он отворачивался, делая вид, что разглядывает потолок.
Васька-же к Ванькиному монологу отнёсся с пониманием, по — житейски.
— Ну, что-же им делать? Природа свое требует, не объяснишь ей, что мужиков на фронте побило. Молодец Ванька, что не отказывал им в этом.
Арсений тёр ему руки, ноги, а Васька поливал из таза тёплой водой. «Пеца» после бани подсел к нему и недоумённо произнёс:
— Не пойму я тебя Бриллиант, то ты за обрубка лягавых бьешь, теперь сиделкой нанялся к парализованному.
— Хочешь сказать — не Воровское поведение?
— Я всю Колыму прошёл, мои зенки такого навидались Бриллиант. Были бы они Воры — тогда другой разговор…
— «Пеца», давай отталкиваться от того, что Воры это «Люди», и всё людское — есть Воровское.
— Видно зря я затеял этот разговор — глухо произнёс припечатанный к стенке «Пеца».
— Оставим его — предложил Васька и протянул «Пеце» руку.
— Вася, если бы ты знал, как эти бабы выли по ночам, будто волчицы. Подушки закусят и воют, тихо так, чтобы детей не пугать, а утром берут серп и в поле — жать, снопы вязать. Голод в деревне, крапиву жрали. Я же на войну два раза убегал, меня назад прогоняли. А в 1946 забрали в армию, три года в строю, в Туркмении, в Кушке, на границе — вот и вся моя история — Ванька блестел зубами и орал дико, когда Васька поливал его водой.
Вечером, они лежали на шконках и Арсений рассуждал наивно обращаясь к Смирнову:
— Ну ладно, я украл. Начислил лишнее и полученные деньги поделили с директором. Война ведь закончилась, Алевтине хотелось посещать рестораны, одеваться, а для этого нужны были деньги. Но вот тебя же, ни за что посадили, да ещё такой срок дали! Как же так?
— Ещё Чехов в своем рассказе «Любовь» писал, что если дело попадает к судье, то человека обязательно осудят — неожиданно произнёс Васька.
Арсений, повернув голову, принялся разглядывать Ваську с интересом и нескрываемым любопытством.
— Василий, а какое у тебя образование?
— Шесть классов.
— А почему ты не учился дальше?
— Война началась. Я школу бросил.
— Но почему? Вы же в Астрахани жили, а там войны не было.
— Война была повсюду, Арсений. Бомбы конечно не рвались, но война сидела в любом человеке. Из каждой семьи кто-то был на фронте. Мне тогда только четырнадцать исполнилось. Мать на заводе работала — оборонном, паёк получала. Я хоть и младший, но один мужчина в доме, две сестрёнки надо мной, кормить их надо, глядеть за ними, не получилось учиться, да и матери не до моей учёбы было и в школе, учителя нашего на фронт забрали, вообщем в классе бардак.
