Абсолютно правдивый дневник индейца на полдня | страница 37
– Я хочу с тобой дружить, – сказал я.
– Что, прости?
– Хочу с тобой дружить, – повторил я.
Горди отступил.
– Уверяю тебя, я не гомосексуалист, – сказал он.
– Ой, нет! Я не имел в виду такую дружбу. Нормально дружить. Ну, просто смотри, как много у нас с тобой общего.
Теперь Горди изучал меня.
Я был индеец из резервации. Одинокий, грустный, замкнутый, испуганный.
Совсем как Горди.
Так мы и стали друзьями. Не лучшими друзьями, не как с Рауди. Секретами мы не делились. Как и мечтами.
Нет, мы вместе учились.
Горди научил меня учиться.
И самое главное, научил читать.
– Слушай, – сказал он однажды в библиотеке, – ты должен прочесть книгу трижды, чтобы понять. Первый раз читаешь ради сюжета. Движение от сцены к сцене, которое задает книге скорость, ритм. Это как плыть на надувном плоту по реке. Просто следишь за поворотами. Это понятно?
– Ваще не понятно, – говорю.
– Да всё тебе понятно.
– Ну ладно, понятно, – говорю. Вообще-то нет, но Горди в меня верил. Он не позволял мне сдаваться.
– Второй раз читаешь книгу ради истории. Ради исторических знаний. Думаешь над значением каждого слова и откуда это слово пришло. Скажем, читаешь роман, в котором есть слово «спам», и узнаешь, откуда это слово появилось, ясно?
– Спам – это ненужные письма, – сказал я.
– Да, это его значение, но кто изобрел это слово, кто первым его использовал и как значение слова изменилось с момента его первого использования.
– Я не знаю.
– Ну, вот это всё ты и должен выяснить. Если не относишься к словам с такой серьезностью, то и к роману ты относишься несерьезно.
Я подумал о своей сестре в Монтане. Может, любовные романы – и впрямь дело весьма серьезное? Сестра была в этом уверена. Я вдруг осознал, что если каждый момент книги нужно воспринимать с такой серьезностью, то и каждый момент жизни – тем более.
– Я рисую, – сказал я.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Горди.
– Я отношусь к карикатурам серьезно. С их помощью я понимаю мир. Смеюсь над миром. Над людьми. Иногда рисую людей, потому что они мои друзья или родные. Чтобы сделать им приятное.
– Значит, рисунки ты воспринимаешь так же серьезно, как книги?
– Да. Не слишком получилось патетичное заявление?
– Нет, вовсе нет, – сказал Горди. – Если у тебя хорошо получается, и ты это любишь, и это помогает тебе в навигации по реке жизни, то это не может быть неправильно.
Ого, да парень прямо поэт. Мои рисунки, значит, годились не только для ржаки, но и для поэзии. С юмором, но всё равно это поэзия. Такой вот юмор всерьез.