, странно взглянула на них и скрылась внутри.
– Он просто стоял там и смотрел?
Брунетти кивнул.
– А потом повернулся и перешел по мосту на другую сторону.
Гриффони глянула на ближайший мост, словно пытаясь представить себе эту сцену.
– Пойдем и поговорим с ней?
Брунетти провел свою спутницу через внутренний двор, наполненный тем особым запахом земли, которая вот-вот откроется весеннему обновлению. Пока они шли по территории больницы, он, разрешив ногам следовать по серпантину памяти, рассказал Гриффони то немногое, что знал о потерпевшей: она учится в парижской консерватории, в Венеции – на каникулах и репетирует в театре, благо ее отец принадлежит к местной оперной труппе.
– Она хорошо поет? – спросила Клаудиа.
– Ее отец наверняка так думает.
Брунетти задумался. Между Франческой Сантелло и Флавией Петрелли могла быть какая-то связь. Возможно, но маловероятно. Обе – певицы; с обеими произошла неприятность, хотя в случае с девушкой, надо признать, это слишком мягко сказано. В конце концов он решил высказать свою догадку – хотя бы поймет, как это выглядит со стороны…
– Флавия Петрелли похвалила ее исполнение, и кто-то мог это слышать.
Клаудиа остановилась как вкопанная.
– Пожалуйста, повтори еще раз!
– Один из поклонников синьоры Петрелли, предположительно, приехал следом за ней в Венецию, – медленно произнес Брунетти, подбирая слова. – И забрасывает ее цветами. Это началось в Лондоне, продолжилось в Санкт-Петербурге, а теперь здесь, начиная с премьерного спектакля, цветы в ее костюмерную доставляют охапками. А недавно вечером после спектакля она вернулась в квартиру, в которой временно живет, и обнаружила на пороге огромный букет. Причем парадная дверь дома была закрыта и никто не впускал посторонних.
Комиссар Гриффони потерла щеку, потом запустила пальцы себе в волосы и подергала прядку-другую.
– А пострадавшая девушка? Как, по-твоему, они связаны? Я пока что не понимаю.
Брунетти тоже не понимал. Логичного обоснования, которое любой нашел бы правдоподобным, у него не было. Он зашагал дальше по коридору, Клаудиа – следом за ним. Они прошли мимо больничного бара, едва взглянув на попивающую кофе клиентуру в халатах и шлепанцах.
– И я бы сказала, что посылать кому-то цветы… – Клаудиа повернулась к Брунетти, но, увидев выражение его лица, уточнила: – Ну хорошо, очень много цветов, – совсем не то же самое, что пытаться убить этого человека.
Она попыталась вложить в свои слова иронию, но получился скептицизм.
