— Он будет продавать магазинам.
— За копейки.
— Можем сами небольшую лавочку открыть…
— Ты забыла, что у него с собственной лавчонкой получилось? К чему ты пришла? Довольна ты своей жизнью?
Эрнестина ничего не ответила.
— Теперь подумай, наша матушка не вечна, рано ли, поздно, но она прикажет долго жить. Дом наследуем мы: ты, Нелда и я, продадим его и деньги поделим поровну. Кому тогда теплицы Густава нужны? Кому их продать? Мы ему за них заплатим? Его деньги будут выброшены на ветер. Думаю, Нелда не согласится какие-то теплицы учитывать.
— Ты лучше о себе говори!
— Может и так случиться, что дом мы не продадим, я оставлю его себе и выплачу вам, сестрам, вашу долю. Мне теплицы Густава тоже будут ни к чему. Я на том месте пятиэтажный дом могу построить.
Эрнестина глубоко вздохнула.
— В-третьих. Мама не тот человек, который на все это сможет спокойно смотреть. Разве она потерпит, чтоб у нее в доме хозяйничал другой?
— Не понимаю.
— Если Густав там распоряжаться станет, а распоряжаться ему придется, он ликвидирует и грядки, и площадку для игр. Волей-неволей он окажется в роли хозяина, начнет предъявлять претензии и так далее.
— Пока он там всего лишь дворник. И без всякого жалованья.
— Милая Эрнестина, я тебя очень люблю и уважаю и все это говорю ради твоей же пользы.
— Благодарю.
В тот вечер Эрнестина Густаву ничего не сказала, но на другой день передала разговор с братом во всех подробностях.
Густав долго молчал, затем сказал:
— Надо уходить.
— Пожалуй.
Курситисы решили искать дешевую квартиру в другом месте, лучше всего за Даугавой, где при многих домах есть огороды и целые песчаные пустыри, на которых можно построить и теплицу. Для коровы давно уже не хватало корма, его приходилось покупать за большие деньги, а молоко все равно давали бесплатно Гертруде и Нелде. На следующей неделе Гриету отвели на рынок и продали. Теперь Гертруда и Нелда вынуждены были покупать молоко в лавке. А в остальном все как будто оставалось по-прежнему, привезенные материалы продолжали лежать без дела. Густав ходил на фабрику, рано утром и поздно вечером подметал улицу, скалывал лед, посыпал тротуар песком и золой. Отношения с матерью и сестрой испортились. Курситисы с ними лишь здоровались, в разговоры не вступали. Заметно было, что мать и Нелда чувствовали себя неловко, но в то же время были довольны: наша, мол, взяла.
В одно воскресное утро Густав в поисках работы отправился по садоводствам и, пожертвовав шесть рублей, сел на трамвай. В вагоне было пустовато. Густав развернул газету, по привычке пробежал глазами объявления.
