— А сегодня, — с гордостью выпаливает Андриеску, — мы вам дадим концерт.
Михаил Яковлевич по команде Мики Николаевны поднял на ноги все художественные силы села. Вечер обещает быть разнообразным: песни, декламация, сатирические сценки, балет, постановка «Рука и сердце».
Аника участвует в танцевальном номере. Наверно, сна уже собирается в клуб. Надо поторопиться, а то не застану ее дома.
Аника отворяет мне дверь и ведет меня за руку в комнату.
— Пришел, не опоздал! — говорит она радостно, усаживая меня рядом с собой на лавке. — Время у нас еще есть. Теперь шесть часов, а Михаил Яковлевич велел придти в семь. Чай будешь пить?
По дороге Аника рассказывает мне, что вчера у нее был Андриеску.
— И что он говорил?
— Ничего.
— Ничего, так ничего. Я не любопытен.
Аника молча идет рядом со мной и потом тихо говорит:
— Мне его жаль, Степа. Но что делать, — произносит она еще тише, как будто про себя, — если я люблю другого?
Холодок, на какую-то секунду сжавший мое сердце, исчезает.
— А кто этот другой, можно мне узнать? — весело шучу я.
Аника, тоже повеселевшая, говорит лукаво:
— Нечего смеяться, товарищ «другой». Он очень хороший парень.
Клуб переполнен. Пройти в зал уже невозможно, и мы пробираемся за кулисы. Аника оставляет меня и бежит переодеваться.
Здесь собрался весь актив клуба. Причесываются, гримируются. Кое-кто заглядывает в тетрадь, повторяет роль.
Некоторые озабоченно носятся по сцене, наскакивая друг на друга. Одна только Мика Николаевна сохраняет спокойствие. Она словно даже не слышит аплодисментов, которые требуют «начинайте!». В зале, в первых рядах, сидят гости из Кишинева и весело рукоплещут вместе со всеми.
Кому не известно, что организатором этого вечера и ответственным за него является Михаил Яковлевич? Но и Мика Николаевна не остается в стороне. Она входит во все мелочи. Ничто не укроется от ее зорких глаз.
— Миша, ты забыл поставить человека у занавеса.
— Макрина, у тебя одна бровь чернее другой. Сотри.
— Приклей лучше бороду, Василикэ. Ты ее потеряешь на сцене.
Слова Мики Николаевны звучат очень веско, и все слушаются ее. О Михаиле Яковлевиче и говорить не приходится. Каждое ее слово — приказ для него. Он вспотел, вид у него озабоченный: не забыл ли чего-нибудь?
Андриеску занят установкой декорации. Когда мы пришли с Аникой, он сделал вид, что не заметил нас. Теперь я стою один в стороне. Андриеску посмотрел на меня и тут же отвел взгляд. Через несколько минут, однако, подошел:
