— Или вы не помните, как мы познакомились? — бросает на меня Аника быстрый взгляд. — Наверно, забыли. А я помню…
Аника весела и разговорчива, как всегда, но я никогда не замечал, чтобы она говорила так быстро. Не дав мне ответить на вопрос, Аника рассказывает о приближающихся экзаменах в вечерней школе. Нет, она не боится. По истории и литературе она чувствует себя уверенной. Вот только геометрия…
— Ну, а вы как поживаете, Степан Антонович? — Тот же быстрый пытливый взгляд. — Вы что, поклялись сегодня не вымолвить ни одного словечка?
Я стеснен и робею, как школьник. Я бы вымолвил то слово, ради которого пришел сюда. Но уместно ли оно? никто его, кажется, не ждет. А может быть… Я смотрю Анике прямо в глаза. Смотрю долго и испытующе. Неужели она не слышит стука моего сердца? Пусть на него и ответит. Зачем ей слова?
— Аника, я так тосковал по тебе… — вырывается у меня.
— Если тосковали, то почему не приходили? — говорит Аника прерывающимся голосом.
Я беру ее за руки:
— Я люблю тебя, Аника!
Аника вырывает у меня руки и прячет в них лицо.
— Аника, дорогая, скажи одно только слово: да или нет. Если да, я навеки останусь с тобой. А если ты меня не любишь, я сейчас же уйду, не буду тебе надоедать.
Я нежно глажу ее волосы. Но что с ней, с моей Аникой? Она плачет…
— Аника!
— Вы такой нехороший, — говорит она сквозь слезы. — Если бы вы знали, как мне было тяжко… — и вдруг ее горячие губы касаются моих.
Стучат в наружную дверь. Аника вздрагивает. Кто бы это мог быть? Она бежит в сени, не успев согнать счастливую улыбку с лица. Знакомый мужской голос. Входит Авдриеску. Он меня не видит. Говорит, оборачиваясь к Анике, которая следует за ним:
— Я еще домой не заходил. С дороги прямо к тебе. — Андриеску берет ее за руку. — А что я тебе привез, Аника… — Он протягивает ей синий. пакет. — Вот, из Кишинева. Что же ты молчишь? Или не рада? Не хочешь от меня подарка принимать?
В этот момент Андриеску замечает меня. Переводит взгляд на Анику. Лицо у него бледнеет. Рука, держащая пакет, бессильно опускается.
Одна-две минуты проходят в напряженном молчании. Я встаю, потом снова сажусь, и, как бы движимые одним механизмом, мы произносим одновременно:
— Добрый вечер…
— Добрый вечер…
— Что же ты стоишь, Вася? — обращается к Андриеску немного пришедшая в себя Аника. — Снимай пальто. Наверно, устал с дороги? Может, чай поставить?
— Чай… Чай… — повторяет он рассеянно. — Нет, чая не надо. Чай мне и дома дадут. — Не раздевшись, он опускается на лавку.
