— Степан Антонович, как бы вы поступили, если бы узнали, что я совершила подлость?
— Подлость? Вы?
— Да, я, — отвечает она не сразу.
Мы молчим. Я чувствую, что Марии Ауреловне очень тяжело. Что-то накипело у нее на душе. Не приключилась ли с ней какая-нибудь беда? И почему она пришла ко мне исповедываться?
— Простите, Мария Ауреловна, — говорю я, видя, что ей трудно начать разговор. — У вас, может быть, семейные неприятности? Не преувеличиваете ли вы сгоряча? Андрей Михайлович…
Мария Ауреловна отрицательно качает головой.
— Андрей Михайлович! Что он такое для меня? — говорит она с горькой улыбкой. — Я сейчас переживаю самые тяжелые минуты в своей жизни, а ему не говорю ни слова. Я к вам пришла, к чужому человеку. Вам я доверяю, вы коммунист. Спасите меня, Степан Антонович! Что мне делать? Что мне делать! — говорит она в отчаянии.
— Мария Ауреловна, если вы считаете меня другом, говорите… Я сделаю для вас все, что в моих силах.
Третьего дня вечером Андрей Михайлович уехал в район. Ребенок спал, а Мария Ауреловна сидела рядом и вязала чулок. Тут пришел Саеджиу. Как всегда веселый, шутки шутит, прикидывается влюбленным.
— Знаете, чего я теперь хотел бы? — вдруг спрашивает он ее.
— Откуда мне знать, какая затея может прийти вам в голову? — улыбается Мария Ауреловна, думая о чем-то своем.
— Взорвать вот эту школу!..
— Вы с ума сошли!
— Нет, я в здравом рассудке. Насчет школы я, конечно, пошутил. Пусть стоит. Кому она нужна, ваша школа! Но кое-что другое взорвать не мешало бы…
Мария Ауреловна смотрит на него во все глаза, а он продолжает разглагольствовать:
— Все, что вы знаете обо мне, Мария Ауреловна, это только вступление к настоящему Саеджиу… Пора прекратить игру в прятки.
В лице его не осталось и следа напускной веселости. Он серьезен, только глаза смотрят чуть насмешливо.
— Что это все значит? Ничего более умного вы не могли придумать, чтобы пооригинальничать?
— Да зачем мне перед вами оригинальничать, Мария Ауреловна? Оригинальничание — это чаще всего только средство. А вы мне и так окажете маленькую услугу, если я попрошу вас. И не будете слишком любопытны. Ведь вот я не любопытствую, почему вы, дочь фабриканта, написали в анкете, что отец ваш учитель.
Мария Ауреловна вся замерла. Это была правда. Она и в самом деле, по настоянию Андрея Михайловича, скрыла свое социальное происхождение. Но откуда знает об этом Саеджиу? И какое ему дело!..
Лицо Саеджиу стало откровенно злобным. Циничная усмешка скривила его губы. Разве есть что-либо на свете, чего он, Саеджиу, не знал бы? Но Марии Ауреловне бояться нечего. Он ее не выдаст. Он ее лучший друг. Саеджиу никому не расскажет даже о том, что она, Мария Ауреловна, еще гимназисткой была членом фашистской организации железногвардейцев, там, в Яссах.
