— Если бы Шан ее убил там, и так никто бы и ничего не узнал. Девчонка бы просто исчезла, — повторил он вслух свои мысли и щелчком взбил кружево на манжетах.
Льер усмехнулась, глядя на него сквозь спутанные волосы.
— Понимаю, что звучит глупо, но… мне больше нечего сказать в свою защиту. Что со мной будет теперь, о великий король?
Уколола-таки. Но Ксеон сделал вид, что пропустил ядовитое замечание мимо ушей.
— Тебя никто больше не увидит, — сказал он глухо.
Льер вскинулась, все еще прижимая платье к груди.
— Ты… хочешь от меня избавиться? Так-то ты соблюдаешь договоренности, Ксеон.
Он прищурился. Нет, это не женщина, а инквизитор в юбке. Даже перед лицом смертельной угрозы все еще держит себя в руках. Может быть, и правда отдать ее палачу? Пусть мэтр Фильрим позабавится с ладной и красивой куколкой…
Ксеон подошел к женщине, запустил руку в густые, тяжелые волосы и дернул вверх, заставляя смотреть на себя.
— Я пытался научить тебя быть покорной. Те не внемлешь. И что бы ты сейчас не говорила, я не верю, что Шан все это сам придумал. Это твоих рук дело, Льер. Ты посмела посягнуть на то, что принадлежит мне… На что еще ты готова посягнуть, а?
— Ксеон, — судорожно выдохнула она, — мне больно.
— А будет еще больнее. Я прикажу мэтру Фильриму переломать тебе все кости, а затем повешу на площади голой. Будешь там висеть, пока не сдохнешь.
Он всматривался в светлые глаза Льер, заплаканные, покрасневшие. Испугалась? Сознается?
— Ты можешь облегчить свою участь и сделать смерть приятной, если во всем мне признаешься.
— Мне… не в чем признаваться. Я же говорю, что ничего не знала-а-а-а.
«Неисправима. И к чему мне такая змея за пазухой?»
— Ты умрешь, Льер.
— Я принцесса Ависии, если ты не забыл, — зло прошипела она.
— А сама ты не забыла, что отправилась на воды? Твой отец уверен в том, что ты сейчас наслаждаешься минеральными ваннами, — Ксеон усмехнулся, — иногда хорошая память очень даже кстати.
Отвернувшись от Льер, Ксеон прошелся по камере. Покосился на мэтра Фильрима — тот застыл неподвижной, страшной статуей. Да одного кожаного фартука и маски Фильрима уже хватило бы, чтобы обделаться со страха. Фартук-то весь в старых бурых разводах и кое-где прожжен насквозь. Наверняка Фильрим по неосторожности коснулся его раскаленными щипцами.
Надо было заканчивать с Льер. Ведь у него назначено еще одно, не менее важное свидание, и тоже в дворцовом подземелье. А потом он поднимется наверх, выпьет бокал-другой игристого, сладкого, вобравшего в себя вкус островного лета, и будет танцевать. С женой верховного инквизитора. К темнейшему ее беременность! Ему наплевать. Дани будет принадлежать ему и телом, и душой. Вот она, самая сладкая месть. Нет боли страшнее, когда тебя предают, просто нет…
