Паша спешил войти в лес – на испепеляемом июньским жаром песке окраины посёлка ему было тревожно. Страх пульсирующий в глубине неопытной юной души вытягивал из памяти картинки пятилетней давности на которых запечатлелось нападение на него банды местных, которые нынче угрозы не представляли и были дружественны, однако страху нужно было на что-то проецироваться.
Перед собой Паша видел высоченную стену соснового леса, оказавшись внутри которого он вступил уже на родную территорию. Эта часть леса, в которую Паша так стремился попасть, идя по посёлку, была высажена искусственно и была одной из заплаток на месте выжженного большим пожаром огромного куска леса. Стволы сосен стояли ровными рядами и напоминали колонны в зале огромного дворца, освещённого пробивающимися сквозь кроны и между ними прямыми солнечными лучами, которые можно было разглядеть также чётко, как и лучи прожекторов направленных на сцену театра.
Паша шёл по дороге, часто эксплуатируемой машинами дачников, вдоль которой росли его любимые папоротники, чуть дальше по пути – лестная малина, правда вся покрывшаяся дорожной пылью и песком. Из кармана своих летних льняных белых брюк он достал одну из припасённых пачек сигарет, которым было тесно в отведённом пространстве и которые выпирали двумя прямоугольными буграми и к тому же создавали дискомфорт, также как и связка ключей и мелочь в другом Пашином кармане.
Паша закурил, на несколько секунд прервав своё стремительное движение.
Он всегда ходил быстро, ведомый собственной душой, которой всегда требовалось пространство и которая всегда что-то искала. Теперь же его душа стремилась в место, попав в которое много лет подряд она пребывала в блаженном состоянии в этом особом для неё мире. В то же время Паша испытывал сильное волнение, потому как целый год не приезжал на дачу, очень изменился и не знал, как его теперь здесь встретят.
Так происходило каждый год. Страх и волнение уходили после первого вечера проведённого в компании всех его дачных друзей, после которого Паша обретал свободу на весь грядущий дачный сезон.
Паша перешёл в часть леса с его естественным насаждениями, где присутствовали все ярусы хвойных и лиственных, растущих плотно и хаотично. Пожар, бушевавший здесь в семидесятых и был той мифической силой, породившей мир, который так любил Паша. Огромное выгоревшее пространство леса теперь занимало дачное государство, точнее множество дачных государств и каждое из них было колонией государства под названием «Завод электронных приборов», «Станкозавод», «Бумажный комбинат» или какого-нибудь другого городского предприятия. От этих заводов и учреждений, тогда в советские семидесятые выделялись участки для садоводческого хобби на возникшем посреди смешанного по преимуществу соснового леса песчаном пустыре с обгоревшими останками могучих деревьев, чёрные культи которых торчали тут и там.
