Матильда принесла ему салфетку, и, едва войдя в дом, он, испустив вздох, энергично стряхнул капли воды со своих коротко обстриженных волос.
— У меня была проблема со стартером.
— Вот видишь, Матильда, в такой дождь…
— Садитесь в кухне, сейчас я налью вам кофе.
Франсуа принял эту маленькую игру как способ придать его беззастенчивой манере поведения хоть какую-то благопристойность.
Усевшись на стул и прислонившись к спинке стула, Людовик принялся тереть себя руками, чтобы согреться.
— А где моя чашка?
Вассеры одновременно повернулись к нему. В его взгляде была настолько нелепая паника, что они оба едва не расхохотались. Матильда поставила перед ним толстую керамическую чашку — не такую хрупкую и не настолько драгоценную, как фарфоровая.
Франсуа не заметил этой подмены, которая, без сомнения, была со стороны Матильды результатом тонкого расчета.
— Чашка? — наивно переспросила Матильда. — Какая чашка?
С некоторым отвращением Людовик опустил глаза на керамическую чашку. Франсуа заметил, что пальцы, которыми тот сжал ручку чашки, дрожат, а лицо покраснело, как если бы его только что оскорбили неуместным замечанием.
— Моя чашка — голубая, с птицами наверху…
Его голос задрожал и сделался почти умоляющим.
— Ой, я не обратила внимания.
Франсуа ощутил, что язык у него буквально чешется сделать замечание. Во что в конце концов выльется вся эта комедия?
— Вы предпочитаете другую? — добавила Матильда с преувеличенной мягкостью в голосе.
Черты лица Людовика тут же смягчились.
— Да, если вас это не побеспокоит.
— Нет, конечно! Та или другая…
Матильда открыла посудный шкаф и украдкой бросила взгляд на Франсуа. Увидев, что тот готов сорваться, она быстро приложила палец к губам, прося не вмешиваться.
Три последующих дня дождь лил без остановки. Этот ливень был не похож на тот бретонский моросящий дождичек, к которому Вассеры уже привыкли. Они немного опасались за крышу, но благодаря вмешательству Людовика все обошлось.
Несмотря на хмурую погоду, Франсуа старался, чтобы все шло по заведенному распорядку, будто по нотам счастливых воспоминаний. Они с Матильдой медленно привыкали к присутствию молодого человека. Они мало видели его, но появление Людовика задавало ритм целому дню и, хоть они и не решались это признать, нарушало их уединение.
Вассеры не задавали себе особенно много вопросов, касающихся Людовика. Что они о нем знают? Почти ничего, за исключением скудных сведений, которые тот соизволил сообщить во время своего первого обеда у них. Даже Матильда отказалась от намерения расспрашивать его: когда разговор зашел о Камилле, стало очевидно, что такая попытка обернется против нее же самой. Франсуа подозревал, что она больше не хочет поддаваться искушению. Все, что они узнали — он снимает комнату где-то в городе. Но никто не стал развивать эту тему.
